– Ну, Сулла пьет, и ему нравится иметь компанию.
– Сулла? Ты зовешь его вот так запросто, по когномену?
Юлилла рассмеялась:
– Ох, Юлия, ты невозможно старомодна! Конечно я зову его по когномену! Знаешь, ведь мы с ним живем не в сенате! Сейчас все люди из нашего круга зовут друг друга по прозвищам. Это – шик. Кроме того, Сулле это нравится. Он говорит, что «Луций Корнелий» заставляет его чувствовать себя так, словно ему тысяча лет!
– Тогда я действительно старомодна, – сказала Юлия, стараясь не быть слишком серьезной. Вдруг улыбка осветила ее лицо. Наверное, сейчас так ложился в помещении свет, но Юлия определенно выглядела моложе своей младшей сестры. И красивее. – Но у меня есть оправдание! У Гая Мария нет когномена!
Принесли вино. Юлилла налила себе в чашу, не обратив внимания на алебастровый графин с водой.
– Я часто думала об этом, – проговорила она и стала жадно пить. – После того как он побьет Югурту, он непременно найдет для себя какой-нибудь выразительный когномен. Нумидийский! Это следовало бы сохранить для Гая Мария!
– Метелл Нумидийский, – произнесла Юлия, педантично относящаяся к фактам, – получил право на триумф, Юлилла. Он уничтожил достаточно много нумидийцев и добыл достаточно много трофеев. И если он захотел назвать себя Нумидийским и сенат дозволил ему это, то так тому и быть. Кроме того, Гай Марий всегда говорит, что простого латинского имени его отца ему вполне достаточно. Есть только один Гай Марий, а Цецилиев Метеллов десятки. Подожди, и увидишь: мой муж будет Первым Человеком в Риме, и только благодаря своим исключительным способностям.
Юлия, произносящая панегирик Гаю Марию, – отвратительно! Чувства Юлиллы к зятю представляли собой смесь естественной благодарности за его щедрость и презрения, приобретенного ею от ее новых друзей. Все они относились к нему свысока, считали выскочкой и, как следствие, презирали его жену.
Юлилла снова налила себе вина и сменила тему:
– Вино неплохое, сестричка. Должна сказать, у Мария достаточно денег, чтобы баловать себя. – Она снова осушила чашу, но уже не так жадно, как первую. – Ты влюблена в Мария? – спросила она, вдруг поняв, что и в самом деле до сих пор не знает этого.
Ого, румянец! Недовольная тем, что выдала себя, Юлия, как бы обороняясь, ответила:
– Конечно я люблю его! И очень без него скучаю. Ведь в этом нет ничего дурного – даже для тех, кто вращается в твоих кругах. Разве ты не любишь Луция Корнелия?
– Да! – ответила Юлилла, теперь защищаясь сама. – Но я не скучаю по нему, когда его нет, уверяю тебя! Уж во всяком случае, раз он уехал на два-три года, значит я не забеременею сразу же после рождения очередного ребенка. – Она засопела. – Ходить повсюду, превознося его таланты, – не в этом заключается мое понятие о счастье. Мне нравится плыть по воздуху словно перышко… Я ненавижу чувствовать тяжесть! Все то время, что я замужем, я или беременна, или прихожу в себя после родов!
Юлия сдержалась.
– Это твоя работа – быть беременной, – холодно произнесла она.
– Почему женщины сами не могут выбрать себе занятие?! – воскликнула Юлилла, готовая вот-вот заплакать.
– Не будь смешной! – резко оборвала ее Юлия.
– Ужасно жить жизнью другого человека! – возмутилась Юлилла, почувствовав наконец, что вино подействовало. Она повеселела, сделала над собой усилие и улыбнулась. – Юлия, давай не будем ссориться! Мне достаточно и того, что мама не может относиться ко мне нормально.
И это правда, призналась себе Юлия. Марция до сих пор не простила Юлилле ее поведения по отношению к Сулле. Хотя почему – так и осталось тайной. Холодность их отца длилась всего несколько дней, после чего он стал относиться к Юлилле с прежней теплотой. Как он радовался, когда она начала выздоравливать! Но неприязнь матери не проходила. Бедная, бедная Юлилла! Неужели Сулле действительно нравится, чтобы она по утрам пила с ним вино, или это просто служит ей оправданием? Сулла! Вот уж действительно! Никакого уважения.
Сулла прибыл в Африку в конце первой недели сентября с последними двумя легионами и двумя тысячами великолепных кельтских кавалеристов из Италийской Галлии. Он застал Мария в родовых муках организации решающей экспедиции в Нумидию. Марий очень обрадовался и немедленно включил его в работу.
– Даже с недоукомплектованной армией я заставил Югурту бежать! – радостно сообщил Марий. – Теперь, Луций Корнелий, когда ты здесь, мы предпримем кое-что еще.
Сулла передал ему письма от Юлии и Гая Юлия Цезаря, а потом набрался храбрости и выразил соболезнование по поводу смерти второго сына Мария, которого он так и не увидел.
Сулла чувствовал себя неловко из-за того, что его похожая на крысеныша дочка, Корнелия Сулла, упрямо продолжала жить, когда прекрасный мальчик Марк Марий мертв.
Тень пробежала по лицу Мария, но он заставил ее быстро исчезнуть.
– Благодарю, Луций Корнелий. Время еще есть, будут другие дети. К тому же у меня есть младший Марий. Надеюсь, ты оставил мою жену и младшего Мария в добром здравии?
– Они здоровы. Как и все Юлии Цезари.
– Хорошо!
И личные дела были отложены на потом. Марий прошел к своему рабочему столу, где была разложена огромная карта, нанесенная на специально выделанную кожу теленка.
– Ты как раз вовремя. Мы собираемся навестить Нумидию. Через восемь дней отправляемся в Капсу.
Внимательные карие глаза Мария впились в лицо Суллы – облупившееся и покрытое пятнами солнечных ожогов.
– Советую тебе, Луций Корнелий, побродить по рынкам Утики и поискать себе шляпу с широкими полями. Очевидно, все лето ты ходил по Италии. Но в Нумидии солнце куда жарче – здесь оно беспощадное. Ты сгоришь, как сухое дерево.
Марий был прав. Белоснежной коже Суллы сильно досталось во время многомесячных разъездов по Италии, когда он обучал солдат и – как можно незаметнее – обучался сам. Гордость не позволяла ему бездельничать в тени, когда другие храбро жарились на солнце, и гордость же заставляла его носить афинский шлем, свидетельствующий о его высоком статусе, но не спасающий от солнечных лучей. Худшее было уже позади, но в его коже так мало содержалось пигмента, что он не загорел вовсе. Зажившие после ожогов участки остались такими же белыми, как и раньше. Хорошо хоть руки и ноги переносили солнечные лучи получше.
Марий видел, как болезненно отреагировал Сулла на совет купить шляпу. Он сел и показал на поднос с вином:
– Угощайся и выслушай меня. Луций Корнелий, надо мной смеялись с тех самых пор, как я в семнадцать лет стал солдатом. Сначала я был слишком тощий и маленький, потом стал длинным и неуклюжим. Я не был греком, я был италийцем, а не римлянином. Поэтому я понимаю то унизительное положение, в которое ты попал из-за своей нежной белой кожи. Но для меня, твоего командира, важнее, чтобы ты был здоров и чувствовал себя нормально. Нечего переживать из-за того, что твой облик будет мало соответствовать твоему высокому происхождению. Достань себе шляпу! Привяжи ее женским шарфом, или лентами, или пурпурно-золотым шнуром, если найдешь его. И смейся над ними сам! Считай шляпу признаком своей эксцентричности. И вскоре, ты увидишь, все перестанут ее даже замечать. И еще я рекомендую тебе найти какую-нибудь густую мазь. Смажь лицо. И если нужный тебе крем будет благоухать, как парфюмерная лавка, то что из этого?
