– Ваша милость?
Я пояснил:
– Что ему оставалось, когда Сен-Мари в моих руках, а он поклялся блюсти верность Кейдану?.. Сидел в своей неприступной крепости как сыч, а его люди постепенно разбегались. Сперва просто ходили за продуктами, а потом уже не возвращались. Думаю, у Вирланда осталась под рукой совсем горстка…
Он кивнул.
– Именно. Но на его клич, как и в прошлый раз, моментально собрались отряды его вассальных лордов. Им, в отличие от сулливановских, идти к Тараскону всего сутки-двое. Он в самом деле тут же, не мешкая, повел их на помощь барону Сулливану. Если бы не Вирланд, пираты все-таки захватили бы порт.
Я сказал встревоженно:
– Значит, силы у них даже для разведки выделяются весьма, весьма…
Он снова кивнул, наконец сказал просительно:
– Ваша светлость… но что там… как повернулось?..
Я посмотрел на него со снисходительным удивлением.
– А вы, сэр Жерар, сами как думаете? Или хотите меня обидеть сомнением в моих талантах полководца, дипломата, стратега, тактика, знатока бабочек и вообще, мать вашу, культурного эстета?
– Судя по вашему лицу, – сказал он, – и ребячьему подпрыгиванию на месте… в кресле гвоздь?.. то все как-то разрешилось. Но… как?
– Весьма, – ответил я уверенно, – и зело. Давайте пожрем чё-нить перед Советом. Заодно и подумаем. И врут те, кто говорит, что во время еды кровь отливает от головы и приливает… к желудку.
Он почтительно наклонил голову.
– Золотые слова, ваша светлость. На пиру приходят самые здравые мысли. Конечно, когда еще не слишком весел.
Слуги заносили в кабинет еду и вино, я ел демонстративно жадно, это всегда воспринимается хорошо, сэру Жерару все-таки в общих чертах рассказал, что и как случилось в Турнедо и даже в Варт Генце, должен знать, как реагировать, затем по ту сторону двери послышались шаги, ее распахнул слуга в строгой темной одежде с белым воротником, через порог перешагнул высокий человек в сером, лицо тоже серое, даже глаза умело сделал оловянными, но в них заблистала жизнь, когда я обратил на него взгляд.
– Ваша светлость, – сказал он и низко поклонился. – С прибытием.
– Спасибо, Куно, – ответил я. – Есть хочешь?
– Спасибо, ваша светлость, – ответил он, – я как раз очень хорошо пообедал, как будто чуял, что вы нагрянете и мне держать ответ.
– Много наворовал? – спросил я.
– Мог бы больше, – ответил он, – но тревожусь насчет другого…
– Ну-ну?
– Приходилось делать всякое-разное, на что лучше бы спрашивать у вас разрешения…
– Зачем?
– Ну, чтобы не виноват в случае чего. Если виноваты вы, то как бы никто не виноват. Вы ж не бываете виноватым по определению…
Я в нетерпении отмахнулся.
– Я тебе разрешил даже вешать. Простолюдинов – просто так, благородных – с письменным обоснованием для объяснений перед родней. Мне главное – здоровая экономика.
– Уже выздоровела, – сообщил он. – Очень хорошие доходы приносит торговля с варварским Севером. Простите, так у нас называют все королевства по ту сторону Большого Хребта. Налоги поступают регулярнее, чем при прошлом короле. И в большем количестве. Хотя ваши новые хозяева, которым вы раздали владения, еще не полностью освоились…
– Значит, – сказал я с удовлетворением, – будут еще больше. Хорошо. Ты как, наворовал и на покой или будешь пахать дальше?
Он скромно улыбнулся.
– Мне нравится пахать. Это интереснее, чем вино и женщины.
– Тогда тебе работы будет больше, – сообщил я.
Сэр Жерар вышел на голоса в коридоре, отсутствовал некоторое время, потом явился уже ровный и бесстрастный, словно копирует нового посетителя.
– Альбрехт Гуммельсберг, – произнес он бесцветным голосом, – барон Цоллерна и Ротвайля.
Барон вошел быстро и порывисто, как всегда щегольски одет, весь в новеньком, только что с иголочки, быстро и весьма изящно поклонился, но довольно дежурно – к своим можно и без поклона, но здесь канцлер по хозяйству из местных, потому вот так, с полупоклоном…
На меня быстро и остро взглянули серые глаза, очень живые и моментально все схватывающие, барон тоже явно не тратит лишнее время на вино и женщин. Какое-то тратит, но не лишнее.
Он остановился, соблюдая этикет, я произнес:
– Барон?
Он поклонился еще раз, уже рассматривая меня в упор.
– Ваша светлость?..
– Садитесь, барон, – пригласил я. – Раз уж Куно настаивает на выстаивании как слуга. Боится, что если посажу, так уж посажу.
Барон чуть отодвинул кресло и сел, на Куно взглянул с одобрением.
– Правильно делает. Это вообще жук: еще ни у кого из наших не вызывает антипатии, а это удивительно. Судя по вашему лицу, сэр Ричард, у вас есть… новости.
– Некоторые, – ответил я скромно, едва не лопаясь от гордыни, прости мня господи, слаб человек, а уж человечек так и вааще, – сейчас соберется Совет, сразу уж выложу. А то охрипну всем повторять одно и то же.
Он сказал наставительно:
– Верно делаете, мой лорд. Иначе поймать на брехне могут, сравнивая разные варианты.
Я хлопнул в ладоши, явился слуга, я кивнул на стол.
– Убери все.
Появились еще двое, унесли прямо со скатертью, через минуту появился сэр Жерар и остановился, глядя, как мне всегда кажется, с укором, хотя это у него такое сочетание генов.
– Ваша светлость, Тайный Совет собрался в большом зале.
Я изумился:
– Что, все пришли?
– Все не могут, – ответил он, – вы же ввели даже таких, как Норберт Дарабос, а его даже в Гандерсгейме найти трудно…
Я пробормотал:
– Так чего в большом зале, тут проще… Ну да ладно, кворум есть?
Он вряд ли понял, что это такое, но ответил правильно:
– Для выработки решений людей достаточно. Вам ведь и одного себя хватает, не так ли, сэр Ричард?
Я проворчал недовольно:
– Не обвиняйте меня в тоталитаризме, сэр Жерар! В переходные периоды крепкая авторитарная власть – благо.
– Особенно, – сказал Альбрехт елейно, – если ваша, сэр Ричард.
Я посмотрел на него исподлобья.
– Не вижу повода для шуточек.
Он выставил перед собой ладони.
– Я совершенно серьезно!.. Это же так естественно. Еще бы иначе! А ну, кто там против?
Я буркнул:
– Решения принимать могу я и один, подумаешь!.. А вот претворять их в реальную жизнь должны весьма многие. Чем больше, тем лучше. Потому и Совет…
