– Да, сэр Ричард, да!
– На самом деле, – проговорил я, – на самом деле я отношусь к нему лучше, чем он догадывается…
Она вскинула брови:
– Это как?
– Я могу торговаться, – объяснил я, – или делать вид, что вот-вот не соглашусь, если император не даст мне еще один пряник, но на самом деле я твердо и цельно поддерживаю его власть.
– Почему?
Я пожал плечами.
– Ответ очевиден. Только при твердой и стабильной власти можно что-то создавать и строить, улучшать экономику…
– Строить флот, – добавила она в тон.
– Строить флот, – согласился я. – Потому я и желаю императору долгих лет жизни и процветания. И даже его желание поддержать короля Кейдана понимаю и даже приветствую… все-таки легитимность необходима для спокойствия королевств! Без легитимности будут бушевать постоянные гражданские войны…
– Однако собираетесь Кейдана все-таки свергнуть?
– Фактически уже свергнул, – напомнил я. – Даже сен-маринские лорды на моей стороне… в большинстве своем, а это император наверняка учитывает. Но я готов дать уйти ему с достоинством. Во имя той же легитимности и незыблемости. Если хотите сделать доброе дело, посоветуйте ему передать корону в более… крепкие руки.
Она сказала задумчиво:
– Посоветовать-то могу… но вот вы много ли прислушиваетесь к моим советам?
– Всегда, – ответил я твердо, – всегда позволяю вам выбрать, где лечь, под стенкой или с краю.
Она не улыбнулась, на что я ее подталкивал, лицо осталось… нет, не строгим, а мило задумчивым, эдакий стальной кулачок с острыми коготками в бархатной перчатке.
– Вы твердо намерены его сместить?
– А что, – поинтересовался я, – я похож на человека, что привел армию для простого грабежа?.. Строю флот для чего?
Она проговорила медленно:
– Чтобы утвердить пожалованные вам императором права на архипелаг Рейнольдса. Разве не так?
– Именно, – согласился я. – А раз так, то два правителя в королевстве многовато.
– А почему вас не устраивает нынешнее положение?
– Меня устраивает.
Она сделала большие глаза:
– Не понимаю.
– Я не собираюсь становиться королем, – объяснил я. – Если бы король только пил да фавориток менял, я бы да, конечно, а так… нет, работать не люблю. Но Кейдан должен уйти, потому что он… символ прошлой эпохи. Той, что была до вторжения брабандцев и армландцев. И как бы постоянный укор захватчикам. А я хочу, чтобы захват королевства был забыт, как короткий недобрый сон, после которого сейчас светлое и доброе утро. Для всех! Потому, милая Бабетта, если не заберете его на Юг, я решу этот щекотливый вопрос иным способом.
Она спросила невинно:
– Каким?
Я сказал с укором:
– Бабетта…
Она мило улыбнулась, на щеках появились великолепные ямочки.
– Но попытаться же стоило?
– Не стоило, – ответил я мягко. – Увы, перед вами давно уже не тот желторотик.
Она смотрела мне в лицо смеющимися глазами.
– Проверить можно? Или ваша постель сегодня занята?
– Моя постель сегодня останется вообще пустой, – сообщил я ровным голосом. – А мне предстоит весьма и весьма…
– И даже зело, – сказала она в тон.
– И даже зело, – согласился я. – Работы накопилось, я просто не представляю, как управляется император.
Она загадочно улыбнулась, но промолчала.
Глава 2
После ее ухода я, как ни странно, погрузился в работу тут же, даже легкий аромат ее духов, оставшийся витать в кабинете, не вызвал никаких ассоциаций, в самом деле я взматерел, возмудел и раздался, все больше из меня прет отец народов, надо только карту со стола на стену…
Сэр Жерар вошел в кабинет и остановился, прямой как столб. Я поднял голову от бумаг, всмотрелся в его хмурое лицо.
– И? – спросил я.
Он проворчал:
– К вам просится на прием Хорнегильда Хорнблоуерская.
Я скривился.
– Опять женщина?
Он ответил с непроницаемым лицом:
– Вы удивительно проницательны, мой лорд. Есть довольно веские свидетельства, что она женщина. А еще королева рыцарского турнира, как вы, конечно, помните…
– Тогда зачем напоминаете? – огрызнулся я. – Скажите, что как только будет большой прием… ладно, даже если малый, она будет восседать рядом со мной и милостиво показывать гостям в широкой улыбке свои жемчужные зубки… Кстати, как у нее зубки?
Он пробормотал:
– Еще не знаю. Пока только царапалась.
– Ладно, – решил я, – пусть улыбается, а как – сама знает. Они это репетируют перед зеркалом с детства.
– Она это знает, – буркнул он. – И даже о ее праве принимать знатных гостей в своих королевских покоях, когда вы стараетесь от них отделаться повежливее…
– Тогда что еще?
– Говорит, личное.
Я поморщился.
– Ну да, у женщин даже общественное – личное. Ладно, зовите. Что-то на мой целибат пошли такие атаки…
Он поклонился и тихо исчез, а вместо него вошла леди Хорнегильда, строгая и целомудренная, платок так плотно облегает голову, оставляя только бледное лицо с безукоризненными чертами, что голова кажется обритой.
Даже губы бледные, а безумно светлые глаза выглядят страдальческими. Я и раньше смотрел в них с оторопью, что-то зачеловеческое в них, холодное и злое, хотя взгляд прям и честен. И я чувствую всей сутью, что она не прикидывается.
Она сделала два шага, присела в глубоком поклоне и, склонив голову, застыла.
Я тупо смотрел на милую, такую женственную головку, в черепе проворачиваются законы о поощрении обмена товарами, стимуляции оборота и привлечения инвестиций, но их торопливо выпихивает туповатый вопрос: а чего это она, а?
– Леди Хорнегильда? – произнес я.
Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх светлыми арийскими глазами.
– Ваша светлость…
Я сделал небрежный жест кончиками пальцев, она послушно поднялсь и застыла.
– Что вас беспокоит, леди Хорнегильда?
Я тщательно следил за речью, вылавливая все эти «милая леди», «дорогая» и прочие слащавости, это чревато, женщины умеют пользоваться любой оплошностью и делают это убийственно точно.
– Лорды напоминают, – произнесла она бесстрастно, – что пора провести большой прием. Дворец должен жить, это нужно прежде всего вам самому, ваша светлость.
