Я поворачиваюсь к ней в тот момент, когда нас тащат к разным машинам. В ее глазах нет ни тени страха. Она даже ободряюще мне подмигивает. И тут же – словно в напоминание – снова быстро хлопает ресницами, как в фургоне, передавая мне свои видения. У меня нет этому объяснения. Но я никогда не чувствовал себя в такой гармонии ни с кем. Даже когда Пиктон мысленно посылал мне информацию, это было что-то смутное, прерывистое, неприятное…
Солдат сгребает Керри в охапку и бросает ее на заднее сиденье джипа, как подушку. Уверенность и достоинство, с которыми она держится, лишают меня дара речи. Я в отчаянии от нашего расставания, от того, что рвется связь, которую она создала между нами. Как такое чувство может возникнуть за четверть часа?
Двое солдат тащат меня к зданию Министерства госбезопасности. К черному ходу. Но на этот раз у меня нет права на проход через подземелье шестого отдела. Лифт доставляет меня на последний этаж, в комнату для переговоров под самым небом, с потолком и стенами из такого темного стекла, что, несмотря на солнечный день, здесь горят все лампы.
Застыв в кресле, в котором могло бы уместиться трое таких, как он, Джек Эрмак не сводит с меня глаз. Я стою в наручниках посреди комнаты и делаю вид, что не узнаю его. Он представляется, потом указывает на меня кому-то сидящему против света на белом диване:
– Индивид, о котором шла речь. Его зовут Томас Дримм.
– Приветствую вас, молодой человек. Очень любезно с вашей стороны принять наше приглашение.
Я стараюсь изображать безразличие. Оливье Нокс вытягивает ноги под стоящим перед ним журнальным столиком. Он спокойно сообщает мне, что управляет компанией, которая производит и имплантирует мозговые чипы, и рад со мной познакомиться. Я киваю, хотя у меня сжимается горло при воспоминании о садистском допросе, который я ему учиню через месяц. Стараясь не думать об овоще, которым он станет после промывки мозгов, я с наивным видом спрашиваю, в чём моя вина.
– Никакой вины, даже наоборот, – замечает он, задумчиво барабаня пальцами по столику.
– Мы сейчас покажем тебе небольшой фильм, – говорит министр госбезопасности, и свет в комнате начинает гаснуть.
Я поворачиваюсь к стене с экраном и вижу себя самого час назад. Я иду по пляжу, с трудом удерживая рвущегося из рук воздушного змея. У меня прерывается дыхание. Наверное, это изображение на сетчатке глаз Пиктона во время нашей встречи транслировалось через чип. За кадром звучит голос старика:
– Нельзя запускать змея в такую погоду!
В следующую секунду я получаю удар металлической рамой по голове и падаю. Очень странное чувство, когда видишь себя со стороны глазами своей бывшей жертвы.
– Ты знаешь его? – спрашивает Джек Эрмак.
Я молчу, притворяясь удивленным, чтобы выиграть время.
– Откуда у вас эта запись?
– Здесь я задаю вопросы, – отрезает министр.
Как можно более равнодушно я отвечаю, что тогда мне показалось, будто я узнал знаменитого ученого, который изобрел Аннигиляционный экран. Нам рассказывали о нём в коллеже. Но старик уверил меня, что я обознался.
– Откуда ты знаешь, что он собирается уничтожить свое изобретение? – продолжает Эрмак.
Шея у меня мгновенно покрывается испариной. С тех пор как я получил по голове, мозг совершенно не желает работать. Выходит, они слышали мой разговор с Пиктоном. Я задумчиво и не спеша повторяю вопрос, как будто мне загадали загадку:
– Откуда я знаю, что он собирается уничтожить свое изобретение…
Наступает молчание, в котором отчетливо слышно, как Эрмак ритмично постукивает ногтями по подлокотнику кресла.
– И что значит «после своей смерти вы пришли ко мне»? – добавляет Оливье Нокс своим красивым глубоким голосом.
В моей голове беспорядочно крутятся разные ответы. Я совершенно не представляю, что сказать, чтобы не выдать себя.
– Это какое-то зашифрованное послание? – наседает Эрмак, буравя меня взглядом.
Я поднимаю брови и быстро опускаю глаза – пусть думает, что он угадал. Коротышка продолжает, довольный собой:
– Некто позвонил Пиктону и назначил ему встречу на пляже. Там он встретил тебя. Поэтому я спрашиваю: кто тебя послал и что ты должен был ему передать?
Я соображаю на ходу, прикидываясь дурачком, чтобы выиграть время:
– Но я там просто запускал змея… и не назначал ему никакой встречи!
– Значит, тебя послал к нему твой отец?
Я теряюсь. И повторяю с недоумением:
– Мой отец?
– Не пытайся это отрицать, – шипит Эрмак. – Он до прошлого года был литературным консультантом в Цензурном комитете. Он единственный прочел запрещенную книгу Пиктона, в которой тот критиковал правительство и призывал к уничтожению Аннигиляционного экрана! Твой отец вступил с ним в заговор, он террорист!
– Неправда! – яростно возражаю я.
И начинаю вдохновенно сочинять, распаляясь всё больше, чтобы выглядеть убедительным:
– Я залез в его компьютер, чтобы почитать запрещенные книжки, потому что обожаю читать, а в продаже – одна чепуха! А когда я узнал Пиктона, то вспомнил историю с Экраном, но мне плевать на него! Я просто из вежливости заговорил с ним. А за это он вызвал полицейских. Чтобы я еще когданибудь стал вести разговоры со стариками!
Эрмак украдкой переглядывается с Ноксом и, быстро повернувшись ко мне, говорит совсем другим тоном:
– Браво, малыш! Видим, что ты говоришь искренне!
Я вздыхаю, стараясь вложить в это как можно больше обиды, чтобы подтвердить его вердикт. Я уже ничего не понимаю. Он блефует или не слышал продолжения моего разговора с Лео?
– И ты блестяще прошел испытание, – добавляет Эрмак. – Как видишь, старик очень раздражителен и недоверчив. Но, я уверен, ты справишься.
Я замираю, ожидая продолжения. В дело вступает Нокс, добавляя своим мягким, тягучим голосом:
– Мы хотим предложить тебе, Томас Дримм, подружиться с Лео Пиктоном. Чтобы получить от него кое-какие сведения, а еще для того, чтобы передать ему некоторую информацию.
Я стараюсь не показать своих чувств. С чем связан такой неожиданный поворот? Нокс хотел, чтобы я убил Пиктона, и тогда он мог бы с помощью призрака профессора манипулировать мною, с какой целью – я до сих пор не понимаю. А теперь он хочет, чтобы я манипулировал Пиктоном при жизни. Однако, поскольку старик счел меня шпионом, в моих интересах принять это предложение. Мне даже не придется вести двойную игру. Он специально будет подкидывать мне ложную информацию, которую я буду передавать с чистой совестью.
Я важно заявляю:
– Согласен, но при одном условии.
Эрмак подскакивает в кресле, поворачивается к Ноксу, который улыбается, с интересом глядя на меня, будто ему понравился мой ответ. Спустя мгновение у меня возникает странное чувство, будто мне не удалось его одурачить и что он, как и я, тайный пришелец из будущего.
