Не знаю, почему я так сказал. Я это сначала увидел. Увидел, как он перекачивает в мой мозг свои знания, образы, память… Я с такой силой толкаю его в плечо, что он опрокидывается на спину.
– Томас, ты с ума сошел? – пугается мать.
– Спокойно.
Нокс открывает глаза, и я вижу его растерянный, бессмысленный взгляд. Задыхаясь, он с трудом поднимается с пола. Когда он оказывается передо мной, я сухо объявляю:
– Представляю вам мать вашего сына. Буду удивлен, если она простит вас за то, что вы все эти годы скрывали правду. Вы действительно не заслуживаете нашей жалости.
И я оставляю их одних. Сказав себе, что так рисковать – всё-таки большое нахальство. Но я решил положиться на всё худшее, что есть в Николь Дримм, поскольку оно направлено на благороднейшую цель: защитить своего мальчика. И после моих признаний он для нее не Дьявол, преждевременно вышедший на пенсию, а простодушный хлюпик, на которого она направит всю свою материнскую энергию.
33
Когда я встречаю Керри на проспекте Первого Всеобщего Перемирия, то сразу замечаю, что она не в лучшем настроении. Прежде чем я успеваю извиниться за опоздание, она набрасывается на меня с вопросом:
– Ты назначил мне встречу здесь?
– Да.
– В больнице?
– Ну да.
– Ты хочешь сдать анализы и убедиться, что мы люди?
Я рассказываю ей о Бренде Логан. О влюбленности, которая пришлась на конец моего детства, о нашем союзе вокруг медведя Пиктона, о наших конфликтах, о ее необъяснимой коме, против которой бессильны врачи, о моих безуспешных попытках разговаривать с ней.
– Ты думаешь, она тебя слышит?
– Если мы попробуем вдвоем, может, что-то получится, Керри. Я ведь из-за нее отправился в параллельную реальность. А нашел там тебя. Понимаешь, я думаю, что вернуть Бренду к жизни – лучшее проявление любви, какое только возможно. И у нас осталось всего два дня: в пятницу ее отключат от аппарата. Потому что кончились бабки.
– Ты всё еще на нее западаешь? – интересуется Керри как бы мимоходом.
– Не так, как раньше. Но это классно, если ты ревнуешь! Ты решаешь, что всё-таки нужно ее спасти, и идешь ва-банк, даже рискуя вызвать ревность соперницы. Вот это настоящая любовь! Бескорыстная, я хочу сказать. Если в тебе сидит Дьявол, нет способа лучше, чтобы заткнуть его!
Керри смотрит на меня, качая головой и задыхаясь от моей смелости.
– Ты настоящий фантазер.
– Мне больше нравится, когда ты говоришь, что я классный.
– Всё-таки ты удержу не знаешь, на мой взгляд.
– Согласен. Но это не помешало тебе в меня влюбиться.
– Это точно.
Мы оглядываем друг друга и улыбаемся, как дети, которые играют в войну, на забывая, что это лишь игра. С ума сойти, как возрастает наша сила, когда мы вместе.
– Ладно, – решительно говорит Керри. – Пойду будить твою спящую красавицу.
Я веду ее в палату 513. Мы подходим к кровати. Бренда заметно похудела с тех пор, как я был здесь в последний раз. Щеки запали, но она не такая бледная, как раньше. Я представляю ей Керри.
– Я много слышала о вас, – говорит та, изо всех сил стараясь быть любезной. – Вы мне объясните, что с вами происходит?
Керри делает вид, что выслушивает ответ, и важно кивает головой под ритмичный шелест аппарата искусственного дыхания. Чем она сейчас занимается? Проводит сеанс телепатии? Теперь настала моя очередь ревновать.
Не знаю, то ли Керри насмехается надо мной, то ли действительно вошла в контакт. Это было бы замечательно после моих бесплодных попыток. Правда, меня бы немного уязвило, если бы Бренда из женской солидарности доверилась не мне, а совсем незнакомой девушке. Однако я всем сердцем надеюсь на это.
– Что она тебе говорит?
– Ничего. Это я с ней разговариваю.
– И что ты говоришь?
Керри вздыхает и садится на краешек электрического матраца.
– Окей, мадемуазель Логан, Томас влюблен в вас по уши, но он слишком юн, и вы боитесь, что из-за вас он забьет на свою жизнь, перестанет смотреть на ровесниц. И поэтому вы решили не выходить из комы? Я права? На вашем месте я бы тоже так поступила. Мужчинам этого не понять. Но теперь всё хорошо. Он встретил меня, и у вас нет причин для беспокойства. Теперь вы будете просто старыми друзьями. И вам можно вернуться.
Я слушаю, пораженный ее непониманием. Или ясновидением. В любом случае – ее свинством. Впрочем, кто знает. Возможно, это единственное эффективное средство, чтобы вызвать хоть какую-нибудь реакцию. Что-то вроде электрошока.
Керри осторожно берет левую руку Бренды, из которой торчит игла капельницы, и знаком показывает мне, чтобы я сделал то же. Я сажусь с другой стороны кровати и беру Бренду за правую руку.
– Давай, – говорит Керри, – сконцентрируемся и будем посылать ей хорошие мысли.
Я закрываю глаза. Не знаю, о чём думает Керри. Я вместо добрых мыслей представляю Луи Пиктона с коробкой конфет в руках, который ждет, когда она проснется и попробует его шоколад. Я хочу, чтобы ты была с ним счастлива, Бренда. Этот парень создан для тебя. Если бы ты знала, как запала на него в другой реальности… Когда я решу неотложные проблемы, приведу его к тебе. Если всё идет так, как я надеюсь, он сейчас мирится со своим плюшевым дедом, и это сделает его гораздо более привлекательным возлюбленным. Но я ведь не могу управлять всем одновременно, нужно, чтобы и ты сделала усилие. Ты больше не можешь оставаться в коме, Бренда. Послезавтра тебя отключат от аппарата. Мой отец сделал всё, чтобы его министерство купило твои картины, но… не получилось. Поэтому возвращайся. Сейчас. И ты снова начнешь рисовать. А чудесное выздоровление произведет такую сенсацию, что твои полотна сразу взлетят в цене. И ты сможешь финансировать революцию, о которой всю жизнь мечтала…
– Визит окончен, – произносит чей-то голос.
Я открываю глаза. На пороге с сочувственной улыбкой стоит медсестра. Керри хлопает ресницами и медленно встает, глядя на Бренду таким взглядом, словно оставляет подругу. Я спрашиваю:
– Как ты?
Она отвечает странным голосом:
– Я приду завтра. Но Бренда считает, что мне лучше прийти одной.
Я не знаю, как реагировать на это, и ограничиваюсь вопросом «почему?».
– Хочешь верь, хочешь не верь, но, по-моему, Бренда мне что-то сказала… Она благодарна за то, что ты разговариваешь с нею, но говорит, что ты можешь помочь ей гораздо больше…
Керри на секунду умолкает, пристально глядя на застывшее лицо под серым шлангом для дыхания:
– …она говорит, чтобы ты занимался живыми.
Эти слова словно бьют меня под дых. Но потом боль, которую они вызвали, сменяется полной ясностью. Если кома Бренды вызвана не ядом и не черной магией, остается последняя гипотеза. И, в таком случае, последнее средство.
