Когда мать, отчаявшись, спрашивает меня, что могло привести Оливье в такое состояние, я с грустным видом отвечаю:
– Любовь.
И она разражается рыданиями. Мать уже не вспоминает о том, что я могу претендовать на часть наследства моего настоящего отца. Благодаря Оливье она забыла свои прежние разочарования – и супруги, и матери. Она очищается, даря всю нерастраченную любовь старой развалине. И загоняя его в гроб.
Если только это не ловушка.
35
В разгар всех этих переживаний я получаю отличный сюрприз. Очнувшись после беспокойного сна, вспоминаю, что сегодня пятница. Последний день Бренды. И тут у ворот кто-то звонит. Луи Пиктон. У него сияющий вид, под мышкой зажат пакет. Он представляется и напоминает, что мы виделись в прошлом месяце на похоронах его деда. Я вежливо пожимаю ему руку. А сам вспоминаю, как в параллельном мире он бросал страшные обвинения в лицо Лео. Но он, конечно, этого помнить не может. Луи протягивает мне медведя в газетном свертке.
– Это ваше.
По его тону трудно понять, говорит он с сожалением или облегчением. Значит, я не ошибся. Оставив меня и унеся хронограф, медведь вернулся к своему биологическому наследнику, чтобы вместо меня послать Луи проверить теории о множественных вселенных. Я спрашиваю, заранее зная ответ:
– Между вами что-то пошло не так?
– Наоборот!
Со слезами в голосе он рассказывает, как дедушка, перевоплотившийся в медведя, в среду утром постучал в окно его шоколадной лавки с намерением помириться.
– Я чуть не упал в обморок прямо в ореховую пасту, Томас. Я ведь до этого не верил в привидения и психокинез…
– Психо… что?
– Способность оживлять материю силой мысли. Я так и застыл, как кучка ганаша.
– Ганаша?
– Это крем из жидкого шоколада и сливок.
И с дедом-то было сложно, а с этим требуется перевод к каждой фразе.
– А теперь?
– Теперь у меня есть уравнение!
– Какое уравнение?
– Квантовой кинематики. Описывающее физическую сущность психокинеза! Он мне его продиктовал. Это просто гениально!
– Поздравляю!
– Вы даже не представляете, какие перспективы это сулит! Патент на открытие принесет мне столько, что я спасу свою шоколадную фабрику! Я сразу побежал регистрировать его в ВИИКС.
– Куда?
– Во Всемирный институт интеллектуальной и коммерческой собственности. Там я столкнулся с отцом моей жены, Уорреном Бошоттом. Он как раз собирался зарегистрировать тот же самый патент, воспользовавшись черновиками, украденными у деда! Но я прибежал первым и разоблачил его! Вы представить себе не можете, как счастлив был дедушка!
Догадываюсь. Я рад, что Лео снова подружился с внуком, с которым так плохо обращался при жизни.
– Жаль, что он только на том свете открыл для себя радость быть дедом, – вздыхает Луи. – Как подумаю, что я считал его бессердечным скупердяем! А оказывается, нет! У него просто не было денег, так как Бошотт всё у него украл. Но дед предпочитал выглядеть мерзавцем, а не жертвой! Вот куда ведет гордыня… К счастью, вы были там.
Луи начинает рвать бумагу, в которую завернул медведя.
– Дед много рассказывал о вас, и у меня возникло впечатление, что вы тоже его внук.
Безразличным тоном спрашиваю, где хронограф.
– Что?
– Ручка с моими инициалами. Он забрал ее, когда отправился к вам.
Луи недоуменно поднимает брови, качает головой.
– Нет, он пришел с пустыми руками… лапами. Досадно… Вы ею дорожите?
– Теперь нет.
Освободив деда от бумаги, он кладет медведя на садовый стул и в знак прощания грустно шлепает по носу.
– Вы уверены, что не хотите оставить его себе?
– Нет-нет, он уже пуст. Дедушка закончил все дела и ушел, сказав на прощанье: «Верни медведя Томасу Дримму, а мне предстоит изучать девятьсот миллиардов галактик». Последнее, что он хотел сделать здесь, на Земле, – это пошантажировать Уоррена Бошотта. Он попросил меня передать вам его слова, вот они: «Бошотт, у тебя есть выбор: или Луи объявит в Академии наук о том, что ты украл мои открытия, или ты будешь оплачивать медицинские расходы Бренды Логан, пока она в коме».
– Что?
– Вы ее знаете? Тем лучше. Дедушка велел Бошотту оплатить одноместную палату люкс на год вперед. Ну ладно, мне пора бежать, у меня встреча с бабушкой, веду ее на обед. Наконец-то у нас с ней есть что-то общее! Она выгнала Бошотта, а моя жена со мной разводится. Я только что подписал бумаги.
Я удерживаю его и, стараясь скрыть волнение, спрашиваю:
– Значит, вы теперь свободны?
Луи озадаченно поднимает бровь:
– Свободен? Нет. Просто остался один.
Я делаю деликатную паузу и осторожно замечаю:
– А то могу кое с кем познакомить.
Он снимает свои квадратные очки и протирает их концом галстука.
– Спасибо, но я не очень-то общительный.
– Это супермодель. Правда, в нерабочем состоянии. И ей осточертели Маки и Жеки.
Можно было бы пуститься в объяснения, но я просто показываю фотографию на телефоне. На лице Луи появляется то же выражение, что и в параллельном мире, когда он увидел Бренду. У меня возникает ощущение дежавю. Я вижу, что для него это как удар молнии, любовь с первого взгляда. В точности как в реальности № 2.
Луи возвращает мне телефон и интересуется с деланым безразличием:
– А почему в связи с ней вы подумали обо мне?
Я не решаюсь пояснить, что это и есть та девушка, которая получила год бесплатной комы, и говорю:
– Она обожает шоколад и хорошо знала Лео, когда он жил в медведе.
Он с изумлением смотрит на игрушку.
– Правда?
Я отвечаю, что не надо откладывать встречу, раз представилась такая возможность. И было бы неплохо зайти на фабрику, захватить коробочку конфет.
На его улыбку приятно смотреть. Но вскоре он спохватывается:
– А как же бабушка?
– Я предупрежу ее, что мы немного опоздаем.
Луи качает головой, потом решительно кивает и говорит:
– Я иду с тобой.
Проходя мимо бассейна, я замечаю нашего беглеца, который следит за нами из окна гостевого дома, прячась за шторой. Я приветливо машу ему рукой. По-моему, с тех пор как мы с ним виделись за завтраком, он еще больше сгорбился и одряхлел. Каждый раз, когда я чувствую себя счастливым, делая кому-то добро, Оливье стареет сразу на десяток лет. Я в восторге! Теперь-то у меня есть доказательство, что я мучаю именно его.
