На прием явился Лейтенант. Я удивился. Он никогда в жизни не болел.
– Думал, ты на задании.
– Только что вернулся. И скоро опять отправляюсь. Похоже, я сломал большой палец на ноге. Взгляни.
Я взглянул:
– Точно. Весь распух и побагровел. Как ты умудрился?
– Бегал босиком впотьмах. Взятая весь лагерь переполошила, появившись неизвестно откуда.
– Я с ней поговорю. Лучшее, что могу сделать, – привязать палец к соседнему. А ты уж постарайся его не нагружать. Зайди к интенданту, попроси льда. Поможет снять опухоль.
Лейтенант кивнул. Он рассудительнее большинства моих пациентов, значит выполнит большинство моих рекомендаций. Но пришел он не только за врачебной помощью.
– Мне удалось немного поговорить с этой женщиной, пока она везла меня сюда.
– Сейчас я зафиксирую палец. Потерпи. Нужно наложить шину. И тебе придется поменяться с Леденцом.
– Что между вами произошло? Она чудно́ себя вела, и сдается, дело в тебе. Да и ты сам не свой.
– Просто устал. Недосыпаю в последнее время.
– И почему же?
– Не потому, о чем ты подумал. Я напишу записку для Старика. Тебе нужен покой, чтобы к лету поправиться.
– Знаешь что-то, о чем Взятая нам не рассказала?
– Только то, что она ожидает неприятностей.
Капитан одобрил для Лейтенанта отпуск до полного выздоровления, чем весьма меня удивил. Чтобы наглядно объяснить, как опасно не соблюдать предписания врача, я показал Лейтенанту свой собственный кривой большой палец. Затем Старик удивил всех, назначив Дохломуха временным заместителем Лейтенанта.
– Засиделся. Пускай потрудится.
Кроме того, Гоблин сменил Молчуна. Это было правильно, Молчуну не мешало отдохнуть. Во всем чертовом Отряде Молчун трудился больше всех, но, так как сам он ничего не говорил, никто этого не замечал.
Никогда не понимал, откуда сыплется зерно в жернова сплетен. Мои встречи с Озорным Дождем проходили без свидетелей, если не считать Анко и, возможно, находящейся далеко-далеко Госпожи. Но кто-то распустил слух, что мы собираемся пожениться, чтобы узаконить наших детей.
Никто не утверждал, что я в самом деле был отцом этих ребят; намекали лишь, что мы со Взятой не хотим больше скрывать наши ночные утехи.
Я впервые услышал об этом, когда меня вызвали для объявления выговора. Леденец сказал:
– Отряд не поощряет браки между своими и чужими.
Ну… некоторые солдаты в Отряде сражались плечом к плечу с женами, и жены зачастую оказывались куда более неистовыми бойцами, чем мужья. Взять хотя бы сержанта Чибу Винь Нвинн.
– Не знаю, откуда вы нахватались этого бреда, – ответил я. – Слухи живут своей собственной жизнью.
– Не так уж много нужно ума, чтобы смекнуть, что в них есть доля правды. Что между вами происходит?
– Ничего. Но вы так сильно хотите сделать из нас семью, что ничего другого не видите. Мы договорились оберегать детей. Ничего более. Никаких телячьих нежностей, никакого миндальничества. Я к ней не лезу, она меня не пилит.
– Правда? И вы оба до сих пор живы?
– Да. Вот такой я старик. Я солгал насчет возраста, когда записывался.
Это неправда, но я иногда занижаю или завышаю собственный возраст, чтобы оправдать свои ошибки и оплошности.
Я редко лгу, поэтому Леденец поверил. Правда, он никак не мог взять в толк, почему мужчина, столь сблизившийся с Озорным Дождем, даже не подумывал распускать руки.
Никто и не вспоминал о том, что Озорной Дождь не просто соблазнительная женщина, а Взятая. Она еще не произвела должного впечатления.
Семейный ужин. В роли папы – Костоправ.
Я почти забыл дорогу в «Темную лошадку». Скучал не столько по трактиру, сколько по утраченной возможности ходить туда, когда мне заблагорассудится. Разницу я почувствовал сразу. Озорной Дождь – тоже. Для Шина и Светлячка все было по-прежнему. Они оставались озорными демоническими сущностями, слишком взрослыми, чтобы быть настоящими детьми, – по моим, основанным на жизненном опыте прикидкам.
Озорной Дождь попросила меня:
– У Светлячка на попке сыпь. Посмотришь? Спасибо, Флора, – отвлеклась она на служанку, поставившую поднос с холодной соленой рыбой на место пустого. – Может, просто плохо вытерлась, а может, села на ядовитый плющ.
Я заметил, что Флора не торопится уходить. Ей было тринадцать, невысокая, симпатичная, весьма развитая в груди. Из-за нее Взятой пришлось объявить о наказании для любого, кто посмеет тронуть ее девочек. Так вот, я не рассматривал прислугу как вероятный источник сплетен.
Длинные уши, небольшие поэтические вольности – и у тебя всему найдется объяснение.
– Ядовитый плющ? А кто им разрешил покидать лагерь?
Плющ встречался далеко за пределами лагеря.
– Никто не разрешал, но они не послушались. – Озорной Дождь сурово взглянула на отпрысков. – Уговорили Гурдлифа взять их с собой на другой берег ручья.
Светлячок попыталась оправдаться:
– Мы видели кроликов. Одного я чуть не поймала!
Я парировал, не дожидаясь ответа их матери:
– А что поймало тебя?
И дети, и мать раскрыли рот. Ага, даже Взятая не додумалась взглянуть на ситуацию под таким углом.
Свернувшийся вокруг миски Анко перестал притворяться спящим, открыл один глаз и подмигнул мне.
Возможно, я ошибался и детям ничего не грозило. Как и Озорной Дождь, Анко во многом оставался загадкой.
– У мятежников повсюду шпионы. Они не упустят возможности похитить детей Взятой.
Озорной Дождь перевела взгляд с маленьких хулиганов на кота, но ничего не сказала. Дети сконфуженно закивали.
Оставалось надеяться, что намек они усвоили.
А с попкой Светлячка ничего страшного не случилось. Проблему решили мочалка, толика мази и настоятельные рекомендации лучше следить за гигиеной.
Когда я проходил мимо штаба, меня подловил Старик:
– Ты готов к походу?
– К боевому? Часов за шесть соберусь. Может, меньше. Все, что необходимо, я приготовил.
– Хорошо. Знал, что ты не подведешь. Как жена?
Должно быть, я скорчил такую зверскую гримасу, что Старик отшатнулся:
– Извини. Нужно поддерживать созданный нами образ.
Ага. Все понятно, командир.
– Нормально. Стараемся жить как семья, насколько возможно.
Я рассказал о приключениях Светлячка и ее кожном недоразумении.
– Оповещу часовых. В остальном – терпи и улыбайся. – Он прикрыл рот рукой, будто опасаясь, что посторонние прочитают по губам. – Это не навсегда. Да и вообще, что тебе не нравится? Я был бы рад такой женщине. Все яйцетрясы в провинции облезли бы от зависти.
