Перекусив черствым хлебом с таким же черствым сыром и запив это гадким местным вином, я второй раз подряд улегся спать засветло.
Эдмус Черный доставил мои инструменты и животных в целости и сохранности. Недовольный своим наставником, он тем не менее не жаловался. Я уклончиво дал понять, что доволен им.
Первые солдаты, возвращавшиеся своим ходом, появились к следующему вечеру, ведя нагруженных скарбом, как вьючные животные, пленников.
Победа в Хонно укрепила нашу репутацию среди тех, кто ненавидел мятежников и воскресителей. Таковых было много, но большинство осторожничали и не кричали на всех перекрестках о своих антипатиях. Мятежники не жаловали открытости и инакомыслия.
Озорной Дождь пошла допрашивать пленных задолго до того, как вернулись участники налета.
Я обнаружил Эдмуса Черного спящим в лазарете. Обычно он проводил свободное время в городе с семьей. В этот раз парень слишком вымотался, чтобы куда-то идти.
На прием явился всего десяток людей. Тяжелораненых сразу положили в госпиталь, устроенный в доме Взятой на принадлежавшем Отряду этаже, по соседству с моей новой комнатой.
Наш Капитан и это продумал. Хитрец.
Со временем планировалось и лазарет туда перенести.
Пока я зашивал плечо дурехе, недооценившей способность мулов кусаться, появился Эльмо:
– Лучше тебе сегодня не показываться поблизости от штаба.
– Что случилось?
– Не знаю. Старик беседовал о тебе со Взятой.
– И?
– Она хотела тебя забрать. Старик отказался. Даже думать не желает о том, чтобы заменить тебя кем-то другим.
– Быть нужным почти так же приятно, как быть любимым.
– Думаешь? Насколько я понял, ему пришлось уступить. Госпожа вмешалась. Короче говоря, лучше бы тебе посидеть тихо во избежание какой-нибудь подставы.
– Прикинуться Одноглазым?
После изгнания из него бесов тот вел себя тише воды ниже травы, хотя в атаке на Хонно участие принял. И должно быть, вернулся с отвисшими до земли карманами.
– Точно.
– Спасибо, Эльмо. Ты настоящий друг. Но не выполнить пожелания Взятой, не говоря уже о самой Госпоже, – это… Как сказал один философ, «это безнадежное дерьмо».
– Пожалуй, ты прав. Но, по крайней мере, у тебя есть фора.
Я сомневался, что все настолько серьезно:
– Подожду и посмотрю, что меня ждет.
Эльмо развел руками:
– Выроешь себе могилу.
Он сделал все, что мог. Теперь можно придумывать витиеватую речь к моим похоронам.
Я сомневался, что сильные мира сего решили устроить для меня нечто приятное, но и ничего ужасного от них не ждал.
– Госпожа хочет, чтобы пленников доставили в Башню, – сообщил Капитан.
Твою же мать! Может, и правда стоило залечь на дно.
– А если я откажусь? – Одной Озорному Дождю не справиться. – Или проще сразу повеситься?
– В другой раз повесишься. Ты никуда не полетишь. Остаешься здесь врачевать и с детьми нянчиться.
– Что? – отлегло у меня.
– Я нечетко произнес? Или ты родной язык забыл? Взятая хотела тебя забрать. Госпоже тоже не терпелось повидаться. Но я напомнил им, что семьсот солдат и тысяча животных нуждаются в медицинской помощи, оказать которую можешь только ты.
Ага… Я даже немного расстроился. Интересно, по какой такой причине? Надо будет поразмыслить, почему я так боюсь Башни.
– Нянчиться с детьми. Ясно. – Я мог лишь смутно представить, что под этим подразумевается. – И долго?
– У нее спроси. Как Эдмус Черный справился в Хонно?
– Хорошо. С животными он тоже умело обращается. Такого ученика я и искал.
– Не своди с него глаз. Канюк уверен, что он шпион.
Вот дерьмо! Везет как утопленнику. Сначала навязчивая «жена» с нежеланными «детьми», теперь еще и ученик-предатель.
– Четыре дня на дорогу, – ответила Озорной Дождь, когда я спросил, как долго ее не будет. – Еще два, чтобы отдохнуть и сделать дела. В башенном времени – наверняка дольше. – В ее голосе звучала тревога, вероятно из-за предстоящего путешествия. Пересекать равнину Страха – всегда риск, даже на большой высоте. – Справишься с детьми?
– Будут хулиганить – посажу их в бочки из-под огурцов, как когда-то Одноглазого.
– Не шути так. – Из-за детей она волновалась сильнее, чем из-за перелета.
– Справлюсь. Только припугни их Госпожой, прежде чем отчалишь. К слову, зачем ей лично видеть пленных?
Рука Взятой потянулась к заколке. Видимо, Госпоже нужно было это слышать.
– Эти девушки могут быть моими сестрами. Даже близнецами. У нас одинаковые родинки. – Она махнула рукой: мол, хватит болтать.
– Ага… Тогда наша операция в Хонно еще более успешна.
Она кивнула и повторила жест.
– Ладно. Только меня беспокоит, что ты полетишь наедине с шестью…
– Не наедине. Меня будет сопровождать полковник Чодроз.
– Дохломух? У него же нет руки, да и… Сама знаешь.
– Знаю. Но я взрослая девочка, любимый, – произнесла она с изрядной долей сарказма. – Мне хотелось, чтобы ты полетел со мной. Но твой Капитан убедил Госпожу, что ты нужнее здесь.
Моя радость снова переросла в унылое разочарование. Как так?
– Нам всем пришлось довольствоваться запасными вариантами.
А Дохломуху выпал наихудший из имеющихся.
– Мне жаль Дохломуха.
– Ничего с ним не случится. Она не настолько плоха, как ты считаешь.
Серьезно? Женщина, ты совсем спятила? О какой о «ней» ты говоришь? Или говоришь так потому, что она подслушивает?
– Я поговорила с детьми по душам. Они постараются хорошо себя вести. Но они дети, а дети порой не задумываются о своих поступках.
Взрослые тоже. Она тянет время. Не хочет отправляться туда, куда должна.
– Пока меня не будет, сходи в храм. Возьми Молчуна и детей. Проверь всех, от концертасы до самой маленькой сиротки. Даже наемных работников. Без исключения. Найди всех, кто похож на меня.
– Это чревато неприятностями.
– Для храмовниц, если вздумают противиться. Я предупредила их о твоем приходе. Сказала, что всем грозит эпидемия, лекарство от которой известно только тебе.
– А на самом деле я буду искать твою сестру?
Что там говорил Маркег?
– Если таковая существует. Потом объяви о находке вслух в моей спальне.
Тьфу! Эти намеки заметно охладили мое разыгравшееся воображение.
