Девочка пожала плечами:
– Не знаю. Взрослые дела. Политика.
Это как пить дать.
– А где тогда твоя настоящая мама?
– Наверное, там же. Наблюдает.
– За кем наблюдает?
– За тобой. За нами. За всеми. Ждет, что будет.
– Детка, тебе что-то известно? Мне все это не нравится. Лучше бы она вернулась, и все стало как…
Светлячок ухмыльнулась до ушей:
– Ха-ха-ха! – Не смех, а подтверждение. – Я согласна, папа! И Шин тоже. И… Ух, ну и синяки у этого дяди.
Это они еще не полностью созрели.
Я раздел Дохломуха до исподнего. Синяки и кровоподтеки громоздились друг на друга. Их было столько – хоть музей побоев открывай. Я предположил, что некоторые он получил еще до того, как вломился в девичью казарму, но очень быстро убедился, что все повреждения свежие.
То ли Нвинн и Като проявили чрезмерное усердие, то ли у них были помощницы. Дохломуха отпинали основательнее некуда.
Като солгала. Одна женщина такого не натворит, если только она сороконожка со ступнями самых разных размеров.
Значит, Дохломух пробрался-таки внутрь. Наверное, там Като его и приложила, и ее примеру последовали девочки. Вероятно, добрая сержант спасла его, но прежде, чем принести сюда, добавила тумаков от себя.
Не стоит сердить Нвинн без повода – зарубил я себе на носу.
Дохломух не обрадуется, когда очнется. Вопрос в том, отбили ли у него желание впредь ломиться к девочкам?
Светлячок наблюдала за моей работой, улыбаясь, словно маленький веселый кошмар.
Очнувшись, Дохломух всполошился. Узнав меня, он немного успокоился. Повернул голову, понял, где находится, и задрожал. Ему было больно.
Не произнося ни слова, он проверил отсутствующую руку – та не отросла заново, – а затем остальные конечности.
У меня был наготове одурманивающий чай. Вдобавок ко всему у Дохломуха наверняка было сильное похмелье.
– Обезболивающее? – Я показал ему кружку.
Дохломух задумался и пришел к выводу, что я не собираюсь его убивать. Положение у него было незавидное. Он протянул руку.
– Сперва надо тебя усадить.
Колдун лежал на хитро сконструированном столе, принесенном Эдмусом Черным из города. Части стола можно было поднимать и опускать так, чтобы превратить его в неудобное кресло. Я усадил Дохломуха и дал ему чая с бамбуковой трубочкой, чтобы не нужно было орудовать дрожащей рукой.
Сделав это, я подтащил табурет и уселся слушать Дохломухову версию событий.
Но колдун недоумевал:
– Что случилось? – Он потянул чай из кружки. – Меня как будто избили.
– Не «как будто», а избили. Точнее, отпинали. Но ты сам нарвался. Не помнишь?
Чодроз наморщил лоб. Шрам на его лице стал заметнее прежнего.
– Помню, как помог Взятой не упасть с ковра. Потом был разговор с Капитаном и Лейтенантом. Дальше ничего не помню.
– Выпивал? Принимал наркотики, чтобы расслабиться после тяжелой дороги?
– Я не пью и наркотики не употребляю. Люблю, когда все под контролем. Что со мной случилось?
– Мне бы хотелось сказать, что ты упал с лестницы, но на самом деле все гораздо хуже.
Он недоверчиво посмотрел на меня, как будто ожидал приглашения свидетелей, которые должны подтвердить или опровергнуть мои слова. Таковых не было, поэтому он решил мне поверить.
– В твое отсутствие мы нашли еще двадцать девять девочек. Таких же, как те, что вы с Дождем увезли в Башню.
– Знаю. Там это много обсуждали. – Дохломух нахмурился, словно не понимая, к чему я упомянул пленниц.
Я кивнул:
– Вчера вечером, спустя пару часов после возвращения, ты попытался вломиться в барак, где держат этих девочек. Говорят, был в стельку пьян. Нес что-то на непонятном языке. Охрана тебя остановила, но ты не успокоился. В конце концов пришлось применить силу в соответствии с приказом.
Дохломух вытаращил глаза, будто услышал величайшую нелепицу в жизни. Затем проворчал под нос:
– Это не в стиле Шоре Чодроза. Меня вообще женщины не интересуют.
– Как бы то ни было…
Он покачал головой и принялся вспоминать.
Я сказал:
– Одна из солдат призналась в избиении, но травмы говорят о том, что ты смог пробраться внутрь, где девчонки молотили тебя, пока охрана не положила этому конец. На тебе следы обуви разных размеров, от маленьких до больших. Ты серьезно их рассердил.
Дохломух обалдел.
Мне случалось напиваться. Иногда в этом есть польза. Но я никогда не надирался до беспамятства. Можете не соглашаться, но я подозреваю, что все эти утверждения о потери памяти – лишь отговорки, чтобы снять с себя ответственность за дурное поведение.
– Будет допрос. Но опасаться нечего, если девочки не пострадали. А они, насколько мне известно, не пострадали.
Дохломух сощурился. Отвар работал быстро. Когда боль ушла, колдун смог сосредоточиться. Понял, что будет обвиняемым, а не потерпевшим, – редкость для человека с его статусом.
– Я всю ночь провел здесь и не общался ни с Капитаном, ни со Взятой. Надеюсь, слухи не успели разлететься. Хорошо бы Взятая разобралась, что на самом деле произошло.
У меня были подозрения. Если девочки не только переживали месячные, но и мыслили коллективно, они могли считать информацию о Дохломухе со Взятой, решить, что он представляет угрозу, и попытаться от него избавиться.
– Ты узнал о девочках еще до возвращения. Тебе было сказано, что с ними делать?
Его ответ был неинформативен:
– Насколько помню, нет. Она не слишком из-за них беспокоилась. Мне было приказано вернуться на должность главного колдуна Черного Отряда.
Дохломух преувеличивал свою роль, но, если бы понадобилось, смог бы подкрепить слова делом.
– О Эдмус. Доброе утро. Когда отправишься за завтраком для пациентов, возьми двойную порцию полковнику. – Тут мне пришла в голову идея. Я оттянул Дохломуху губу. – Открой рот пошире. Чувствуешь какие-нибудь повреждения внутри? Может, зубов недостает? Или челюсти болят?
Нет, по голове его не пинали. Возможно, на то были причины, о которых он вряд ли догадается.
Такое не пришло бы в голову храмовым затворницам, а вот Чибе Винь Нвинн – вполне.
Нужно поразмыслить.
– Эдмус?
Черный таращился на Светлячка так, будто столкнулся нос к носу со своим самым страшным кошмаром. Баку хитро и довольно улыбалась.
– Э-э-э… Да, начальник. Принесу полковнику двойную порцию. А тебе и… ей что-нибудь принести?
