– Обязательно.
Черный обратился к Дохломуху:
– Сударь, ты сможешь есть твердую пищу?
– Предпочту овсянку, омлет и чай. Если овсянки и омлета нет – на твое усмотрение. Но чая побольше.
– Хорошо, сударь.
Черный еще раз взглянул на Светлячка и шмыгнул за порог. Других пациентов о предпочтениях в еде он не спросил.
Пока Черный не вернулся, мы общались с Дохломухом. Чодроз был непривычно разговорчив и вежлив, но ничего путного добавить к своим показаниям не мог. Скрывать ему тоже было нечего, кроме своего чрезвычайного расстройства.
У него нашли уязвимое место, и ему совершенно это не нравилось.
Черный принес для всех каши и яичницы. Слопав свою порцию, я сказал:
– Эдмус, я не спал всю ночь. Еле на ногах держусь. Пойду вздремну. Буду в соседней комнате, если понадоблюсь.
– Хорошо, доктор. Потревожу только в крайнем случае.
Светлячок осталась со мной и собралась улечься рядом. Я спросил:
– Может, наверх пойдешь?
– Не хочу.
Я слишком устал, чтобы спорить.
– Вот и хорошо.
– Рано или поздно тебе придется уйти. Мне там нужен шпион.
– А Шин и Анко на что? Я хочу остаться с тобой.
Я забрался в кровать. Мне до смерти хотелось спать и вовсе не хотелось пререкаться. Светлячок залезла следом.
– Что ты сделала с Эдмусом? – спросил я.
– Просто напугала.
– Зачем?
– Не важно. Это не повторится, если он не станет делать того, чего не должен делать надежный помощник моего папы, – ответила она и сразу уснула или притворилась, что уснула, чтобы не отвечать на новые вопросы.
Меня разбудила возня Гурдлифа и тихие угрозы Светлячка оторвать ему руку и вышибить этой рукой его мозги. Я совершенно не отдохнул, но на душе вдруг потеплело. Когда я был маленьким, моя мать грозилась точно так же. Чаще доставалось сестрам, но и мне перепадало.
– Что случилось? – проворчал я.
Несмотря на приступ ностальгии, настроение у меня было скверное. Теплота уступила место холодной пустоте, когда я подумал, что случилось с моей родней. Следом пришла горечь. Обо мне никто из них и не вспоминал.
Теперь Гурдлиф ткнул меня.
– Да проснулся я! Сейчас ка-ак…
– Сана передает, что пора ужинать. Говорит, со Взятой что-то не так. Вроде она больна. Не думал, что такие могут заболеть. Взятые то есть. Может, брюхата? Весь день кислая ходит, точно муху проглотила. Может, у вас еще ребенок будет?
Светлячок посмотрела на Гурдлифа так, будто на этот раз решила сделать из него кошачий корм. Но ответила спокойно:
– Гурд, этого не может быть. Папа ее пальцем не тронул. Он даже не заговаривал с ней об…
Для шестилетней она слишком много знала. Точно бесенок, а не человечек.
Я перебил бесенка:
– Надо узнать, что к чему.
Служанки приготовили роскошный ужин: горячий хлеб прямо из печи, ранняя репа с горошком, мелкие луковки и невероятно вкусные свиные колбаски. К хлебу подали свежее масло и мед. Королевский пир, да и только!
Девушки всячески стремились показать новой Взятой, что прежняя Озорной Дождь наняла самых умелых, самых лучших служанок, какие только нашлись.
Когда-то семьи буквально силой отдали этих девушек Озорному Дождю на службу. Теперь они держались за свои места и не могли пожелать лучшей доли.
Новой Взятой было наплевать. Для нее они были вроде мебели.
Ненаглядный Шин широко улыбался служанкам, когда те приносили новое блюдо. Благословенная Баку выражала благодарность вслух. Ради Взятой близнецы вели себя не так, как привыкли.
Та не замечала. Ее ничего не интересовало. Она ушла в себя и полностью отстранилась от насущных дел. Этак придется положить ее в госпиталь и кормить с ложечки.
Просто не верится, что она смогла довести сюда летучий ковер. Или она такая отупевшая из-за дорожных приключений?
Причина наверняка в ином. Физическое и эмоциональное перенапряжение сделали ее уязвимой к чему-то еще.
Дохломух не успел сойти с ковра, как принялся дебоширить. А Озорной Дождь замкнулась в себе.
Эти девочки. Ее сестры. Если и имеется общая причина, то это они.
Все были как лягушки в кипятке. Только Взятую и Дохломуха бросили уже в бурлящий котел, а остальных посадили в холодную воду, и мы не заметили, как она закипела.
Капитан глянул мне через плечо, но ничего не сказал о присутствии Светлячка. По поведению Старика можно было понять, что у него бывают дела, о которых Взятой лучше не знать. И уж тем более ему не хотелось нарушать счастливое неведение Башни.
– Собрать совет колдунов? Мы и так только обсуждаем, а не делаем.
– Верно. Ситуация непредвиденная. Мы не знаем, что происходит. Поэтому разговоры и не кончаются. Не могу точно выразиться, но эту проблему привычными методами не решить. Обман здесь не пройдет. Сила тоже не поможет. Эта проблема внутренняя. Скрытая.
Он пропускал мои слова мимо ушей. Я смешивал все воедино, но ничего конкретного не получалось. Может, и слов-то нужных не существовало.
Я не останавливался.
– Эффект от совместного проживания девочек хуже, чем мы ожидали, – развивал я свою версию.
– Вот Дохломух обрадуется, если ты прав. Он с ума сходит, пытаясь разобраться, как натворил то, что натворил, и почему об этом не помнит.
– Как он себя чувствует?
Дохломух сбежал из госпиталя, пока я спал.
– Паршиво. Едва может пошевелиться. Ему даже моргать больно. Да только он упрямый осел. В лепешку разобьется, но сделает по-своему. – Капитан взял паузу. – Ладно. Сделаем по-твоему, пока все окончательно не спятили. Только придется обойтись без Молчуна. Они с Эльмо взяли восемьдесят человек и отправились еще раз прошерстить базу воскресителей.
– Как раз хотел это предложить.
– Документы видел?
– Да. Они на учителле, а не на теллекурре. Разобрал только какую-то платежную ведомость.
– Нужно переправить их в Башню. Связной! Иди сюда, есть работа. – Затем он вновь обратился ко мне: – Приведи Взятую, без нее обсуждать нечего.
– Она сейчас все равно что овощ.
– Тогда принеси ее. Она должна присутствовать.
Куда бы я ни пошел, за мной увязывалась Благословенная Баку. Девочка мало говорила, и я порой забывал о том, что она рядом, внимательно наблюдает большими глазами и развешивает милые ушки. Когда я отправился за Взятой, Светлячок сказала:
– Расскажи все маме.
