«Не осталось никого, – стучало в висках. – Теперь ты одна».
Горечь бессилия поднималась изнутри, как волна, как война, захлёстывала с головой.
– Да пропади оно пропадом, – всхлипнула Анаис, приваливаясь плечом к фонарному столбу – на площади, где тысячу лет назад шумела ярмарка, и взмывали ракеты фейерверков к ночному небу, и девочка продавала красные яблоки, разложенные на перевёрнутом ящике.
Она вдохнула полной грудью – и за смрадом города ощутила вдруг запах дыма. Терпкого и горького, как от палёной шерсти, сладкого, как от сосновой щепки.
– Пастырь, – прошептала Анаис, невидяще распахнув глаза навстречу мглистому небу. – Пастырь дымов и огней, приходи со всеми своими стадами…
«…за отца и мать…»
– Пастырь…
«…за всех, кому отказали в приюте…»
– Приходи…
«…за брата моего, отнятого, за всех братьев потерянных…»
– Приходи, – выговорила она едва. Горечь скопилась на кончике языка, готовая сорваться одной просьбой. Но жар был сильнее; тот жар, который заставил Анаис когда-то протянуть руку – и схватиться за полу плаща; который не позволил ожесточиться, дал силы жить – всегда. – Приходи, пастырь. Помоги мне похоронить мёртвых – больше некому.
Она сказала – и ей стало легко. Потому что правильно; потому что сумела всё-таки позвать его не для себя. И край неба занялся багрянцем, словно все бомбы, миновавшие город, разорвались в один момент. А от горизонта поднялась чудовищная, призрачная фигура – такая знакомая, до боли знакомая.
Анаис закрыла глаза.
И потому она не видела, как со всех концов города занялись пожары – трескучие, похожие на фейерверки; как складывались крыши с хрустом, как ломались балки; как пламя затопило город – от шпилей и до канав, до последней улочки. Но почувствовала, когда загорелось её платье, а ботинки стали расползаться лоскутами.
Наконец стало тихо.
– Посмотри на меня, Анаис, – ласково попросил пастырь.
…Он нисколько не изменился – высокий, выше на голову любой толпы; через плечо перекинута куцая косица, волосы тёмные с сединой; рубашка красно-оранжевая, того же цвета, что кромка свечного пламени, штаны заправлены в сапоги, расшитые серебром. Только пальто своё пастырь теперь держал в руках – и, лишь когда Анаис шевельнулась, накинул его ей на плечи.
Странная ткань, текучая, как пепел, лёгкая и мягкая, облекла тело, как платье, сшитое точно по мерке.
– Пойдём со мной, зелёная госпожа, – улыбнулся пастырь, помогая ей подняться и увлекая за собой. – Здесь нам больше нечего делать.
Анаис хотела спросить, почему он так назвал её, а затем обернулась – и увидела лишь огромное поле, засеянное пеплом. И там, где она ступала босыми ногами, появлялись ростки – тимьян и клевер, как тогда, на пожарище. Ростки вытягивались, сплетались ковром, только вот цветов не было.
Но она знала: цветы будут. Всему своё время.
– Пастырь?
– Да, любовь моя.
– Что ты видишь? Я смотрю, а перед глазами всё расплывается…
– От слёз всегда так, моя госпожа. Плачь, это добрые слёзы… Я вижу людей, и те, кто сильнее, помогают немощным. Вон южанин несёт старуху на плечах; а там солдат ведёт детей за руки, пока их мать показывает дорогу.
– Они живы?
– Да, любовь моя. Все живы.
– Они… смотрят на нас?
– Да, госпожа моя, – пастырь склонился к ней и впервые поцеловал её – не в щеку, как сестру, а в губы. – А ты не смотри. Наша дорога ведёт дальше.
Когда Анаис дошла до края поля, то не было уже пепелища – только цветущий луг. Старуха Мелош, стоя на краю, опиралась на локоть Хайма и щурилась; ей казалось, что в дрожании воздуха проступает что-то… кто-то…
Город отстроили.
Ещё не закончилась война, а он вырос на месте старого пожарища. Из прежних жителей вернулись немногие, хотя мэром стал человек местный, южанин по крови. И, говорят, именно он велел построить фонтан с красивой статуей девы, вроде бы похожей на погибшую возлюбленную.
Иногда в город приезжает бродячий цирк, и его хозяин подолгу сидит у этого фонтана, разговаривая с кем-то. Некоторые видели рядом с ним девушку, другие – девочку лет пятнадцати, третьи – молодую женщину.
Люди сходились в одном: она всегда улыбалась.
10
Воодушевление: Ника
Ника – олицетворение успеха, счастливого исхода, и неважно, касается ли дело военных побед, спортивных состязаний или искусства.
♂ Народный способ
Я человек полезной профессии, поэтому не выхожу на улицу без оружия.
Когда четыре года назад я защитил диплом и получил доступ к информации уровня «Пять-профессиональный» (просмотр пакета новостей, блок рекламы, собственная страница в биг-глобал-социальной сети и возможность раз в неделю подгружать новые аудиокниги) мне казалось, что это верх счастья. Мои родители, к примеру, до самой смерти прожили с доступом уровня «Два-домашний» (усеченные новости раз в день, одна ридер-книга в полгода) – лучше сразу повеситься от скуки.
Первую статью я разослал в четыре журнала. Один ответил положительно, статья вышла на центральном издательском сайте, я получил гонорар и скретч-карту повышенного доступа.
Вторая статья была о степени влияния неограниченной информации на сознание детей до пяти лет. За нее мне предложили не только гонорар, но и постоянную колонку в модном интерактивном «Путеводителе Жизни». Хорошая работа, что еще надо?
«Указку» мне нашла жена на одном из монополи-секонд-сайтов. Оружие продавали по приемлемой цене. В комплекте шли пакет документов, новая прошивка, два дополнительных заряда и чехол для управления бесконтактным методом.
– Уважаемый человек не может ходить без оружия, – говорила жена, активируя «указку», чтобы проверить степень заряда.
Она имела в виду, что у меня скретч-код журналиста, информацию с которого могли считать не только федеральные сканеры, но и наркоманы-скрины. Для них мой скретч-код как лакомая конфетка. Журналист – это кладезь легкодоступной информации. Уровень защиты у журналиста не такой сильный, как, скажем, у крупного монополи-бизнесмена из центра. Взламывай не хочу.
Как-то раз я наткнулся на скрина у подъезда дома. Он вскрыл и выкачал информацию с камер наблюдения, валялся в полубессознательном состоянии, переваривая увиденное. В уголках его губ пузырилась пена, пальцы были скрючены, ноги поджаты. Скрин скрипел зубами и царапал себе лицо. Ужасное зрелище. Я обогнул несчастного, по пути набирая службу очистки, и заскочил в спасительный подъезд. Этот скрин был беспомощен и безопасен. Но кто даст гарантию, что где-то рядом не бродит кто-нибудь более агрессивный? Тот, кто уже успел взломать мой скретч-код?
