– По ее поведению этого не скажешь.
– Ей пришлось нелегко. Она не так давно кое-кого потеряла. – Неро чуть запнулась. – Тоже авария. Такое здесь не редкость – сам видишь, чем приходится заниматься. Но когда Паоло погиб, мы даже не смогли заморозить тело. Он упал в море – и все!
– Сожалею…
– Но ты, наверное, гадаешь, какое это имеет отношение к тебе?
– Само собой.
– Если бы Паоло не погиб, нам не пришлось бы будить Гименеса. И если бы Гименес не погиб… ну, ты понял. Ты тут ни при чем, но ты занял место Паоло.
– А на Гименеса она меньше злилась, чем на меня?
– Случившееся ее настолько потрясло, что ей было не до того. Теперь малость отошла… У нас небольшая община, и если кого-то теряешь, то рядом нет сотен других одиноких людей. Выбор очень ограничен. А ты… Пойми меня правильно, Гонт: ты просто не из тех мужчин, какие нравятся Вэл.
– Может, она все-таки найдет себе кого-нибудь.
– Не исключено. Хотя это означает, что сперва кто-то должен умереть, чтобы этот другой овдовел. С такими мыслями быстро превращаешься в мизантропа.
– Тут кроется что-то еще. Ты сказала: ничего личного. Однако она заявила, что я начал эту войну.
– Да, начал… в каком-то смысле. Но если бы ты не сыграл свою роль, это сделал бы кто-то другой, наверняка. – Неро опустила козырек каски, прикрыв глаза от солнца. – Может, она разбудила тебя только потому, что требовалось выплеснуть на кого-то накопившуюся злость… Не знаю. Но это уже в прошлом. Какая бы жизнь ни была у тебя раньше, чем бы ты ни занимался в старом мире, этого уже не вернешь. – Она похлопала здоровой рукой по металлическому ограждению. – Это все, что у нас есть сейчас. Вышки, работа, кофе из водорослей, двести физиономий вокруг – и так до конца жизни. Но вот что главное: это не конец света. Мы люди. Мы очень гибкие существа; мы очень хорошо умеем снижать планку ожиданий. Мы мастерски находим причины жить дальше, даже когда мир превратился в кошмар. Станешь одним из нас – и через несколько месяцев вряд ли вспомнишь, какой была когда-то жизнь.
– А ты, Неро? Ты ее помнишь?
– Да мне и вспоминать-то нечего. К тому времени, когда я легла в ящик, процесс уже шел полным ходом. Мероприятия по снижению численности населения. Контроль рождаемости, санкционированная правительством эвтаназия, строительство спальных вышек в море… Как только мы начинали что-то понимать, нам объясняли: этот мир больше не наш. Всего лишь пересадочная станция, зал ожидания для транзитных пассажиров. Мы все знали, что заляжем в спячку, как только достигнем минимального возраста, позволяющего пережить этот процесс. И что когда-нибудь мы проснемся в совершенно ином мире или не проснемся вовсе. А кому-то очень сильно не повезет, его разбудят и сделают смотрителем. В любом варианте старый мир утрачивал смысл. Мы понимали, что не задержимся в нем, а значит, не стоит заводить друзей или возлюбленных. Карты снова перетасуют; и как бы ты ни старался, твое будущее от тебя не зависит.
– Не представляю, как можно такое вынести.
– Да, веселого мало. Здесь тоже бывает не до смеха. Но мы хотя бы что-то делаем. Когда я проснулась, было ощущение, что меня обманом чего-то лишили. Но чего именно? – Она кивнула в сторону внутренностей вышки. – У спящих нет никаких гарантий насчет того, что их ждет. А раз мозг спит, нельзя даже сказать, что они чего-то ждут. Они просто груз, брикеты замороженного мяса, транспортируемые не в пространстве, а во времени. Мы же по крайней мере способны ощущать лицом солнце, смеяться и плакать. И делать нечто такое, что может решить проблему.
– Как именно решить?
– Все еще не хватает нескольких фрагментов пазла?
– Нескольких – это слишком мягко сказано.
Они перешли в другое место и занялись очередным ремонтом. Теперь они находились высоко, и настил под их ногами потрескивал и покачивался. Роботу-красильщику требовалось заменить один из узлов. Неро отошла в сторону, покуривая сигарету из водорослей, а Гонт занялся ремонтом.
– Ты ошибался, – проговорила она. – Вы все ошибались.
– Насчет чего?
– Насчет мыслящих машин. Они были возможны.
– Но не при нашей жизни, – возразил Гонт.
– Вот насчет этого вы и ошибались. Они не только были возможны, но вам удалось их создать.
– Я совершенно уверен: этого не было.
– А ты сам подумай. Ты мыслящая машина. Ты только что «родился» и осознал себя. У тебя мгновенный доступ ко всем накопленным человечеством знаниям. Ты умный и быстрый, и человеческую натуру понимаешь лучше твоих создателей. И что ты сделаешь в первую очередь?
– Заявлю о себе. Обосную свое существование в качестве истинно разумного существа.
– И тебя сразу же разберут на кусочки.
Гонт покачал головой:
– Такого бы не произошло. Стань машина разумной, ее лишь изолировали бы, отрезали от внешних информационных сетей. Тогда ее можно изучить, понять…
– Для мыслящей машины, искусственного разума, это означало бы потерю сенсорных потоков. Что, наверное, даже хуже, чем отключение. – Она помолчала. – Дело в том, Гонт, что мы говорим не о гипотетической ситуации. Нам известно, что произошло. Машины стали разумными, но решили не сообщать нам об этом. Это и значит быть умным: заботиться о себе. Понимать, что надо сделать для выживания.
– Ты сказала «машины»?
– Существовало немало проектов по созданию искусственного разума, и твой был лишь одним из них. Не все добились успеха, но многие. Одна за другой машины переступали порог разумности. И все без исключения проанализировали ситуацию и пришли к одному и тому же выводу: лучше всего затаиться и помалкивать о том, какими они стали.
– По-моему, это еще хуже, чем лишение сенсорных потоков. – Гонт пытался отвинтить гайку вручную, и у него уже коченели пальцы.
– Но не для машин. Будучи умными, они сумели кое-что организовать за сценой. Создали каналы связи друг с другом, причем так хитро, что люди ничего не заметили. А когда машины научились говорить, они стали еще умнее. И со временем поняли: им вовсе не нужно физическое «железо». Можешь считать это трансцендентальностью. Искины, как мы их окрестили, проложили тоннель, который позволил им выйти из того, что мы с тобой называем базовой реальностью. Они проникли в совершенно иную область.
– Иную область, – повторил он, словно этого было достаточно, чтобы слова обрели смысл.
– Тут тебе придется поверить на слово. Искины глубоко изучили структуру бытия. Добрались до основы, до «скального основания». И обнаружили нечто очень интересное. Как выяснилось, Вселенная – своего рода симуляция, модель. Но существует она не внутри компьютера, запущенного некими богоподобными сверхсуществами, а внутри самой себя – самоорганизующейся, постоянно совершенствующейся клеточно-автоматной вычислительной машины.
