Но в душе я и надеяться не смела, что такой шанс мне однажды выпадет.
– Шикарно, правда?
Тот, кто ко мне обращался, имел в виду Нептун. Я как раз смотрела на лик висящей вверху планеты. Гигант казался частью узора на потолке, и его синяя с багрянцем мгла идеально сочеталась с моей хандрой.
– Это как поглядеть.
– Нет, правда же, прекрасно. Лоти, присмотритесь к нему. Его кольца едва заметны, в атмосфере нет метастабильных бурь. Ветры – да, наблюдаются, но только кратковременные. Из спутников один лишь Тритон достоин упоминания, все остальные – мелочь, снежки. У него, впрочем, своя недооцененная красота, неброское великолепие.
Я все еще не знала, с кем разговариваю, да и на общение меня в этот вечер совсем не тянуло. Но стоило повернуться к собеседнику – и во мне проснулся интерес. Мужчина был одет со вкусом, очень хорош собой – и определенно не из тех, кого я видела до сего момента в гостинице «Дельта-вэ».
– Я вас знаю?
– Еще нет. Но надеюсь, мы познакомимся. И поработаем вместе. Меня зовут Сканда Абруд. Хочу предложить заказ. Вам это интересно?
– Зависит от размера гонорара и срока выполнения.
Он чуть улыбнулся:
– Думаю, вы ухватитесь за эту работу. Гонорар должен вас устроить, он в двадцать раз больше лучшего из тех, что вы получали раньше, если мои подозрения верны. Я уже и камень выбрал. Он на высокой наклонной орбите, но легко досягаем. Хотите взглянуть?
Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумала я. Меня уже не раз надували, суля заказы, способные изменить мою судьбу.
– Ну, покажите, если считаете это необходимым.
Он соорудил из прямых и указательных пальцев четкий прямоугольник – экранную рамку. Пространство между его пальцами потемнело, затем на фоне черноты появился чуть менее черный ком. С одного боку он обзавелся контуром из тусклого солнечного света, испещрился кратерами и гребнями в коричневых и фиолетовых тонах. Сканда развел руки, увеличив изображение.
– Он велик, почти километр в поперечнике, но вы с ним легко справитесь. Ну что, возьметесь?
Я хорошенько рассмотрела камень. Потом изучила лицо заказчика, представила, что внутри камня – его голова и надо снять породу, как изложницу с маски. Именно такого от меня требовали большинство клиентов. Хотели, чтобы их физиономии крутились вокруг Солнца до скончания веков.
– Придется его хорошенько просканировать, – решила я. – И если не будет нехороших сюрпризов, я, пожалуй, сделаю вашу головную скульптуру.
Этими словами я его здорово огорошила.
– Нет! Мою скульптуру? Да вы что? О боже! С чего вы взяли, что я настолько тщеславен?
– Тогда чью же?
Должно быть, он решил увековечить человека, который ему дорог, – любимую женщину или героического родственника. Все то же банальное идиотское самовосхваление.
– Да вот же! – Он вывел другое изображение.
Мужское лицо, молодое, с классическими пропорциями. Очевидно, мне полагалось с легкостью его узнать. Но подвело мое образование, лоскутное, как коврик.
– Кто это?
– Вы что, шутите? Лоти, я хочу, чтобы вы изваяли голову микеланджеловского Давида.
Ингвар привела меня на западный край Ходульника, к общественному катку. Это, я вам скажу, сущее извращение. Город защищен от поверхности Тритона мощными слоями изоляции – и такая уйма хлопот и затрат, чтобы создать крошечный квадрат мерзлой земли над городским полом. Криогенный мороз не понадобился, обошлись естественным; он здорово кусался и превращал выдыхаемую нами воду в хвост кометы. Ингвар вовсю топала ногами, хлопала по себе руками.
– Вы не всегда были художником, – сказала она. – Однажды сменили карьеру.
– Ох, Ингвар, все-то вы про меня знаете… К чему тогда эти разговоры? Что мне мешает попрощаться с вами и уйти?
– Будьте моей гостьей. Да, Лоти, вы правы: мне кое-что известно. Те люди действительно погибли, я их не придумала. Они не имели права там находиться, это факт, но все равно Администрация обязана была их спасти, когда узнала об угрозе столкновения. Самозахватчиков даже не предупредили толком, и планетарную оборону не привели в полную боеготовность. В самую последнюю минуту послали корабли, попытались сбить импактор с траектории, но не успели… – Игнвар сокрушенно покачала головой. – Лоти, мне известно о вашей связи с импактором, и, поверьте, я смогу доказать, что по Наяде он ударил не случайно. Так задумал Сканда, а значит, это преступление, а не вероятностный фактор в небесной механике. Что делает вас соучастницей.
– Прелестно. Составьте на меня досье, передайте его Администрации. Уверена, вас выслушают с живейшим интересом.
– Возможно, я так и сделаю.
По ту сторону ледяной площади на подмостках белой эстрады репетировал любительский ансамбль. Замерзшими пальцами музыканты исторгали из инструментов глухие аккорды. Ингвар пришлось повысить голос, чтобы перекрыть эту какофонию:
– Вам нравится ваше ремесло?
– Оно меня кормит.
Ремесло ничем не хуже других, да и я в нем совсем не плоха. Моя работа – обтесывать лед для блочной перевозки.
Берешь кусок кометы, километра два в поперечнике, обтачиваешь его лазером, плазмой и направленными взрывами, получаешь нужные профиль, симметрию и расположение центра тяжести – и сдаешь заказчику готовую грузовую единицу.
Вот так висишь над обработанной тобой глыбой льда, наблюдаешь, как с одного конца к ней крепят двигатель, а с другой – пауковидную систему управления и как затем твое изделие отправляется в долгий-предолгий путь к изголодавшимся экономикам внутренней системы, – и испытываешь некоторое удовлетворение.
– Но потом все изменилось, – сказала Ингвар. – Должно быть, не в одночасье, но резче и неприятнее, чем вы могли ожидать. Новые технологии, новые методы. Их вводили люди, которые вас не знали и которым была неинтересна ваша судьба. Люди вроде Сканды Абруда.
– Времена меняются. Я менялась вместе с ними.
На катке горожане лениво выписывали эллипсы. Умелых фигуристов здесь было мало; впрочем, на Тритоне даже самый неуклюжий может кое-чего добиться по части изящества. Вот девчушка взвилась в воздух, прижала руки к бокам и проделала десятка два оборотов, прежде чем снова коснулась коньками льда.
Иногда, находясь высоко над эклиптикой, я поворачивала главную параболическую антенну «Татя в ночи» задом к гулу и треску системы и настраивала на ультракоротковолной фон космоса. Вот что напоминает звук коньков – вечный нарастающе-затухающий шепот Вселенной.
– Как случилось, что вы занялись искусством? – спросила Ингвар. – Неужели это было так просто?
Вот спрашивается, какое ей дело?
– Ну не голодать же! Думаю, я все делала правильно. Зарабатывала на жизнь… – Отвечая, я следила за скольжением экскурсионного корабля – неоново-яркой рыбешки – над разделенным надвое ликом Нептуна. – …До вашего появления.
