– Она еще вполне может произойти в этот промежуток времени. Я не бросила бы вас, Майк. Мы очень скоро вытащим вас отсюда.
– Не дурачьте меня! Нам обоим известно, что никакой эвакуации не будет как минимум до рассвета.
С этим не поспоришь, и Аннабель даже не пытается. Зона боевых действий опасна даже в лучшие времена, а ночью, когда земля остывает, при любом движении тебя засекут и возьмут на прицел. Я представляю, как моя капсула вспыхивает: ни дать ни взять неоновый могильник. Ясно, что сидеть здесь сложа руки нельзя.
– Давайте я попробую восстановить вам нормальное ощущение тела, – предлагает Аннабель.
В душе рвется какая-то струна. Хватит! Пора вспомнить, что я солдат!
– Дайте мне общую панораму ТВД! Хочу понять, что творится здесь на самом деле.
– Майк, вряд ли вам стоит…
– Дайте мне общую панораму!
Аннабель вынуждена пойти мне навстречу. Я ведь по-прежнему особо ценный кадр, даром что ранен, а мои нынешние полномочия подразумевают, что я вправе диктовать условия.
Передо мной интерактивная карта зоны боевых действий в радиусе пятнадцать километров. В режиме реального времени я просматриваю панораму, скомпилированную на основе информации, которую собрали мехи, дроны, камеры и даже экипировка погибших или обездвиженных бойцов. В основном она собрана нашей стороной, но часть перехвачена у врагов. Уверен, нечто подобное есть и у них. Скомпилированные данные подаются мне на линзы. С помощью мысленных команд я могу разлагать и детализировать изображение как хочу.
Я изучаю карту, понимая, что должен был сделать это раньше, а не слушать заверения Аннабель о том, что все будет тип-топ.
У меня большие неприятности.
В мою сторону движется вражеская автоколонна. Пока она в десяти километрах, но постепенно приближается. Врагам, может, и неизвестно, что я здесь, но гарантии нет. Медицинский модуль – стопроцентное доказательство того, что поблизости лежит раненый, а разве враг упустит шанс поймать и уничтожить ценный человеческий кадр? Я определяю численность приближающегося врага и состав автоколонны. Я сравниваю силу врага и своего единственного союзника – санитарного гуманоида. У КХ-457 есть серьезное оружие и средства противодействия, но что все это против десятка с лишним вражеских мехов и дронов? Ничто. Не стоит уповать на то, что ни один из них не заметит моего убежища.
Тогда и включается реакция типа «борьба или бегство». Реакция бурная, кислотная, словно в организм впрыснули страх. Я не намерен сидеть на месте и надеяться на удачу. Нужно двигаться, причем немедленно.
Разумеется, это тоже рискованно, особенно ночью, поэтому эвакуация и откладывается. Но в сравнении с шансами выжить после прихода врага побег вдруг кажется куда привлекательнее.
Я смещаю ракурс обратно в капсулу.
– Скажите гуманоиду, пусть поднимает меня. Пора отсюда уходить.
– Майк, я не могу отдать такого приказа.
– Не можете или не хотите?
– Сейчас мы проводим моделирование данных, и, по статистике, ваши шансы выжить будут значительно выше, если вы останетесь на месте.
– Насколько выше?
– Настолько, что я убедительно прошу вас как следует обдумать свои планы.
Будь преимущества столь убедительны, Аннабель выложила бы все без обиняков. Голова у меня по-прежнему словно в тисках, но если бы я мог покачать ею, то покачал бы.
– Позовите гуманоида.
– Майк, пожалуйста!
– Позовите! Если человека отправляют в зону боевых действий, значит его здравому смыслу доверяют.
Аннабель уступает. О приближении КХ-457 я знаю, даже не глядя в камеру; гремят сдвинутые валуны, потом капсула наклоняется: робот отрывает ее от земли. Меня поворачивают на девяносто градусов, и наконец голова оказывается выше ног, точнее – я напоминаю себе – ноги. Глухое «бум» звучит успокаивающе: капсула заполняет овальное отверстие в корпусе модуля. Системы стыкуются – энергетическая, регулирующая, сенсорная. Я больше не раненый в гудящем гробу: теперь я дитя в чреве робота-убийцы, и это впору считать прогрессом.
– Что прикажешь? – осведомляется робот.
Вспоминая диспозицию вражеских сил, я сперва велю КХ-457 отнести меня подальше на запад. Потом решаю: есть кое-что лучше пассивной поездки. Чтобы управлять роботом, шевелиться не нужно. Остатки сетчатого костюма легко угадают мои намерения, распозна́ют малейшее нервно-мышечное возбуждение и отреагируют соответственно.
– Давай я тебя поведу!
– Майк, – вмешивается Аннабель, – лишняя нагрузка вам ни к чему. Если вы настаиваете, пусть робот извлечет вас из капсулы. Но вести его вам точно не нужно. В нынешнем состоянии ваши рефлексы не сравнятся с боевыми установками робота.
Если погибать здесь, то в результате собственных действий, а не как мертвый груз.
– Аннабель, я знаю, что делаю. КХ-457, передайте мне все функции управления. Оставайтесь на связи до дальнейших распоряжений.
Ракурс снова меняется. Головы у санитарного модуля нет, зато есть целый набор камер и датчиков, вмонтированных в плечевой сустав, с высоты которого я сейчас смотрю.
Смотрю я на себя. Я чувствую себя ростом с КХ-457, а не запертым внутри отсека, в теле куда меньшего размера. Титановые руки и ноги двигаются по моей воле, словно они – часть меня. Я снова ощущаю себя целым и сильным. Призрачный двойник по-прежнему рядом, но беспокоит меня куда меньше, чем когда я томился в травмокапсуле.
Нет, разумеется, я по-прежнему в капсуле. Нужно напоминать себе об этом, чтобы не потерять связь с реальностью.
Мы с КХ-457 движемся на запад. Точнее, мы с КХ-457 и Аннабель: когда руки в перчатках поправляют мне повязку на ноге, или катетер в руке, или послеоперационный зажим на голове, нельзя не чувствовать, что она путешествует вместе со мной, что мое благополучие для нее на первом месте. Совершенно очевидно, что мое решение сняться с места пришлось Аннабель не по душе, но я рад, что мне есть с кем поговорить.
– Аннабель, давно вы в Татьяне-Ольге? – интересуюсь я, проходя мимо задымленных руин некогда роскошного, кондиционируемого молла.
Аннабель тщательно обдумывает мой вопрос.
– Уже восемнадцать месяцев. Меня перевели из Елены-Жука, а до этого была Чайка-Зоя.
– Чайка-Зоя, – повторяю я чуть ли не с благоговением. – Говорят, там было по-настоящему солоно.
Аннабель кивает. Ее лицо визуализируется в окошке у меня перед глазами, отвлекая от изменчивого танца прозрачных слоев с данными тактического анализа, на которых отмечена каждая потенциальная угроза, каждое место потенциальной засады.
– Нашу работу прекратили. – Смешок Аннабель звучит глухо, но чувствуется, что воспоминание еще свежо и болезненно. – Дело было до запуска новых капсул. Старые модули не обладали автономностью, к которой мы привыкли сейчас. В ту пору мы занимались дистанционной хирургией круглосуточно. Падали с ног от усталости и стресса, хотя находились не на ТВД. Спасли мы очень многих, но как подумаю о тех, кого спасти не удалось…
