Обдумав эти слова, я зову:
– Латтрелл? Ты меня слышишь?
Очень долгое ожидание, наконец отклик:
– Ты что-то сказала?
– Спал, что ли?
– Душно тут.
– Латтрелл, постарайся не засыпать. Ты уверен, что эта колея приведет к людям?
Что же он так тянет с ответом? Как будто я попросила сосчитать, сколько дней назад он родился.
– Да. Сига и остальные. Наш лагерь. От трубопровода до него не больше двухсот километров.
Значит, правда три-четыре часа, как он и обещал.
– Пракаш, мой агент, велел мне изменить курс. Направо, вдоль трубопровода.
Похоже, Латтрелл встревожился.
– Нет-нет! Не надо сворачивать. Мы правильно едем. Туда, откуда я приехал.
– А если все-таки свернуть, далеко отсюда до цивилизации?
Тут вклинивается Пракаш:
– Меньше ста километров. Там ремпункт с воздухом. Для Латтрелла это лучший шанс.
– С каких это пор ты эксперт по Луне?
– Я спросил, мне ответили. Латтреллу до его лагеря не добраться. Они в этом совершенно уверены.
– А Латтрелл совершенно уверен, что ему нужен его лагерь. И что, не поверим человеку, который тут живет, в отличие от нас?
– Соя, просто делай, что тебе приказывают.
«Делай, что тебе приказывают». Интересно, сколько раз я это слышала на своем веку? И сколько раз подчинялась? Еще когда не было «Базы обеспечения трудовых ресурсов и перемещенных лиц», а только прибыли ее организаторы со своими фурами, вертолетами и самолетами, со смелыми планами переселения людей на новые места, я, как и миллионы других, делала в точности то, что от меня требовали. Отреклась от старого мира, утонула в нищете и убожестве нового.
Теперь у меня есть скрипучая гнилая крыша и грязный матрас, и на нем мое тело сидит на корточках, а разум – на Луне, и опять я кому-то подчиняюсь, и этот кто-то, кого я и в глаза-то не видела, лучше меня знает, что мне нужно делать.
– Не сворачивай, – говорит Латтрелл.
– Ладно. Но если там не окажется этого твоего лагеря, я тебе не позавидую.
Опять встревает Пракаш:
– Соя, опомнись! Латтрелл пересек международно признанную лунную границу. Попытался завладеть чужой собственностью. Этот человек – вор!
А то я сама не догадалась.
Представляю себе громадную полную Луну, пестрящую гербами наций и компаний. Сейчас на ней лишь несколько тысяч человек, но говорят – скоро будет десятки тысяч. Не успеешь глазом моргнуть, а их уже миллионы.
Но я же стараюсь быть в курсе событий, смотрю новости. Знаю, что некоторые границы все еще оспариваются. Выдвигаются претензии и контрпретензии. Даже до нашего жалкого клочка африканской земли докатываются отголоски этих споров.
Так что же натворил этот парень, Латтрелл? Подъехал к трубопроводу, и не в одиночку. Наверное, хотел сделать врезку. Но что-то пошло не так. Током шибануло? Повредило систему жизнеобеспечения? Он надеялся получить помощь от своих людей, от Сиги. А вместо Сиги оказалась я. Допустим, мои люди, те, кто лучше меня знает, что я должна делать, не намерены убивать Латтрелла. Но и сохранить ему жизнь – не главная их задача.
Одно ясно: они не хотят, чтобы Латтрелл возвратился домой.
– Пракаш, я не сверну. Я отвезу этого человека к его друзьям.
– Не выйдет, Соя. Ты находишься на Луне, пока нам это нужно. В любой момент можем тебя выдернуть и подключить кого-нибудь другого.
– Того, кто будет делать, что ему прикажут?
– Того, кто знает, в чем его выгода.
– Ну, это не про меня.
Пракаш прав: снять меня с наряда ничего не стоит. Вернее, он был бы прав, не будь я таким спецом по управлению роботами. Что ракушки сдирать с супертанкера, что по Луне раскатывать – принципиальной разницы нет. И у меня в запасе уйма уловок, чтобы при угрозе моего отключения у начальства резко добавилось хлопот или убавилось времени. Пользовалась я этими трюками редко, но не забыла ни одного.
– У тебя из-за этого будут неприятности? – спрашивает Латтрелл.
– Похоже, уже начались.
– Спасибо. – Он снова надолго умолкает, а потом говорит: – Мне, наверное, и впрямь нельзя засыпать. Расскажи что-нибудь о себе, это поможет.
– Да рассказывать особо не о чем. Родилась я в Дар-эс-Саламе, на рубеже веков.
– До рубежа или после?
– Не знаю. И матери своей не знала. Наверное, остались где-то метрики, но я их не видела. – Объезжаю глыбу, огромную, как оверлендер. – Да какая разница? Все уже давно кончилось. А теперь ты расскажи, откуда родом.
Он рассказывает о своей жизни. Мы едем.
К утру страсти утихают. Мое неподчинение не остается безнаказанным. Профессиональный рейтинг обнулен; против моей фамилии – черные метки; под запретом целые категории ремесел. Заслуженные в последнем наряде баллы – а я как-никак спасла человека – не начислены.
Но я не смиряюсь с судьбой. Это не конец света – по крайней мере, не конец моей жизни. И поденщины всякой-разной полно, для меня что-нибудь обязательно найдется. Моя дочка не помрет с голоду.
По дороге в школу Юнис спрашивает, чем я занималась вчера вечером.
– Человеку помогала, – отвечаю. – Он совершил нехороший поступок, но я все равно его выручила. Кое-кому это не понравилось.
– А что сделал этот человек?
– Как бы тебе объяснить… Он взял то, что ему не принадлежало. Вернее, попытался. Давай мы об этом после поговорим.
Я думаю о Латтрелле. Когда меня в конце концов отключили, до его лагеря оставался приличный отрезок пути. Что было дальше, не знаю. Надеюсь, он все-таки попал к своим. В новостях об этом ни слова. Мелкий пограничный инцидент, рядовой случай, не стоящий упоминания.
Пока дочка в школе, я иду в общественную палатку, где водяная воровка ждет решения своей судьбы. Внутри толкотня и атмосфера переменчивая. «Богомолов» нет, они свое дело сделали: стабилизировали пациентку и насколько возможно привели в сознание. Приглядываюсь к жидкости в ее капельнице. Может, это вода? Вот бы выпить ее – чистую, сладкую, – в несколько жадных глотков…
Пробираюсь между зеваками к низкому столу на козлах, где раздают бланки для голосования. Называю имя и фамилию, хотя, конечно, эти люди и так меня знают. Палец бежит по столбцу, потом по моей строчке. Порядок, я могу проголосовать. Здесь же, на столе, коробки от медикаментов, без верха, с черными и белыми шарами.
Беру шары из обеих коробок, по одному в руку. Полное равновесие возможностей… но лишь на миг – я оставляю белый шар, а черный возвращаю в коробку. Пусть это удовольствие достанется кому-нибудь другому.
