Я надеялся, что это будет безболезненно. Я надеялся, что это будет быстро. Но я помнил, что лакертинские убийцы славились ловкостью, а не милосердием.
Позднее я удалил сон-цветы из биобиблиотеки.
Я знал Минлу меньше года по счету моей жизни – и семьдесят лет по другому счету. Иногда, думая о ней, я вижу человеческое существо во всех его проявлениях, такое же реальное, как и все, кого я знал. А иногда вижу нечто двухмерное, вроде потускневшей картинки в одной из ее книжек: страница так тонка, что просвечивает.
Я не питаю к ней ненависти, даже сейчас. Но мне хочется, чтобы время и космос никогда не сводили нас.
Только что, на утешительном расстоянии в несколько световых часов от меня, Путь врезался в сердце Каллиопы. Он уже прошел сквозь фотосферу и добрался до конвективной зоны звезды. Что произошло – или происходит, или произойдет, – когда он коснулся (или касается, или коснется) зоны ядерного горения, по-прежнему неясно.
Теория гласит, что не существует импульсов, способных перемещаться быстрее света. Поскольку мой корабль уже идет по течению Паутины со скоростью, близкой к скорости света, кажется невозможным, что какая-либо информация о судьбе Каллиопы когда-либо достигнет моих ушей. И все же… Несколько минут назад я готов был поклясться, что почувствовал удар, что мое плавное скольжение запнулось, словно некое сообщение об этом разрушительном событии пронеслось по потоку со сверхъестественной скоростью и встряхнуло мой кораблик.
У меня нет фактов, позволяющих говорить о чем-то необычном, и нет намерения вернуться на Лекиф и посмотреть, что сталось с этой планетой, когда ее солнце оказалось вскрыто. Но я по-прежнему что-то ощущаю, и если оно добралось до меня по течению Паутины, если этот импульс прошел сквозь железный барьер причинно-следственной связи, я не могу представить, какие силы здесь задействованы и что произошло в этой пряди Паутины у меня за спиной. Возможно, она расплелась, и я вот-вот испущу последний вздох, прежде чем превратиться в облачко чистых кварков, рассеянных по нескольким миллионам километров межзвездного пространства.
Такой вариант тоже возможен.
Честно говоря, хорошо, если ты можешь позволить себе зацикливаться на подобных страхах. Но я все еще должен отыскать оружие – а я не молодею.
Миссия продолжается.
Без малого двадцать лет назад я отдыхал в Калифорнии. И как-то раз, сидя с карандашом и блокнотом на пляже Санта-Моники, я начал первый черновик повести о герое по имени Гриффин. Потом еще кое-что сочинил на заднем сиденье машины, пока ехал по Тихоокеанской автостраде, а закончил в Бербанке, округ Лос-Анджелес.
По возвращении в Нидерланды, где я тогда проживал, я перевел текст в электронный формат, внеся при этом значительные поправки, в частности переименовав главного героя в Мерлина. Действие происходит в очень далеком будущем, через семьдесят две с лишним тысячи лет, но там есть эпико-мифологический мотив, с которым, как мне кажется, резонирует артурианская символика имени героя. Но вообще-то, Мерлином я его назвал не в честь камелотского волшебника валлийского происхождения, хотя, конечно же, мне нравится эта связь. Почти все люди в окружении Мерлина носят «птичьи» имена. Это дань моему увлечению.
К Мерлину я возвращался дважды, и это самая свежая история о нем, хотя по сюжетной хронологии она стоит между первой и второй. В «Цветах Минлы» речь идет об опасности вмешательства, даже если это вмешательство с самыми лучшими намерениями, а также о разлагающем влиянии политической власти. Вряд ли нужна мощная проницательность, чтобы связать Минлу с неким политиком, занимавшим пост премьер-министра Великобритании с конца семидесятых до конца восьмидесятых и тоже не верившим, что существует такое понятие, как общество. Буду ли я еще писать о Мерлине? Надеюсь, что буду.
Железный Тактик
Мерлин почувствовал, что давнее напряжение возвращается. Стоило ему подойти к разбитому кораблю, как во рту у него пересохло, а внутренности сжались, и он всадил ногти в ладони – до боли.
Его бросило в пот, сердце лихорадочно забилось.
– Если это была ловушка, – сказал он, – она сейчас должна сработать, ведь так?
– И что я должен, по-твоему, сказать? – рассудительно поинтересовался его корабль.
– Ты можешь попытаться успокоить меня. Для начала. Это же один из наших кораблей, верно? Ты можешь согласиться со мной в этом вопросе?
– Ну да, корабль-поглотитель. Возраст – семь-восемь килолет как минимум. Проблема в том, что с этой точки я не могу прочитать, куда он приписан. Мы можем послать прокторов, или я просто облечу его и посмотрю с другой стороны. И я знаю, что из этого быстрее.
– Иногда я думаю, что надо позволить тебе принимать все решения самостоятельно.
– Я уже так и поступаю довольно часто, Мерлин, ты просто не замечаешь.
– Ладно, делай, что нужно, – раздраженно бросил Мерлин.
И «Тиран» двинулся в облет разбитого корабля. Прожектора касались корпуса, словно чуткие, ищущие пальцы, подсвечивая его части, скрытые в тени или освещенные одним лишь тусклым красным светом здешней звезды-карлика. Огромный корабль представлял собою тщательно сработанный, расширяющийся к концу цилиндр, ощетинившийся навигационными системами и орудиями. Он засасывал межзвездный газ с широкого конца, сгущал его и преобразовывал в топливо, а затем выбрасывал через узкую оконечность яростный, стремительный поток отработанных газов. Корабли-поглотители были громоздкими и долго разгонялись до скорости, на которой механизм поглощения делался эффективен, но они могли добраться до любого конца галактики, дайте лишь время. Прочные, надежные и относительно несложные в постройке, мало отличались по дизайну и вооружению, даже если системы были разделены килогодами. Каждый такой корабль служил домом для тысяч людей, многие из которых проводили там всю жизнь и умирали, ни разу не ступив на планету.
Корабль был поврежден. Дыры и кратеры в корпусе. На одном борту исчезла половина обшивки. Захватывающие лепестки погнуты так, что силами команды починить невозможно.
Кто-то отыскал корабль и убил его.
– Вот, – сказал «Тиран». – Корабль-поглотитель «Сорокопут», произведен на гало-фабрике «Верховный Монарх», двенадцать-двенадцать-четыре по базовому времени Когорты, направлен на сдерживающее патрулирование в район материнской базы «Взлетающий Орел», последний командир – Радужница. Там есть еще, если хочешь.
– Нет, довольно. Я никогда не бывал в этих местах и не слыхал ни о Радужнице, ни об этом корабле. Далеченько мы забрались от дома, а?
– И в ближайшее время никуда не пойдем.
Несомненно, нападение совершили хескеры. Там, где враг-человек прикончил бы корабль полностью, хескеры экономили силы – простой математический расчет. Они делали ровно столько, сколько достаточно было, чтобы достичь цели, и уходили. Видимо, они понимали, что на корабле кто-то остался, но хескеры редко брали пленных, а дальнейшая судьба выживших их не интересовала.
