«Тиран» зашептал Мерлину на ухо, через наушник переводчика. Мерлин кивнул, проговорил губами ответ, потом снова перенес внимание на сферу.
– Ты чувствуешь мой корабль, – произнес Мерлин. – Он сказал, что понимает твою вспомогательную аппаратуру и может отобразить меня в твоем электронном сенсориуме при помощи этого иммерсионного костюма. Я бы хотел войти. Можно?
Ответа не последовало, – во всяком случае, ни Мерлин, ни его корабль такового не распознали. Но к этому моменту Мерлин уже принял решение и был твердо настроен исполнить его.
– Корабль, проведи нас внутрь. Всех нас. Мы рискнем.
– А если все обернется к худшему? – спросил «Тиран».
– Спасайся. Улетай и найди того, кто сможет использовать тебя во благо.
– Ну, это будет уже не то, – сказал «Тиран».
Иммерсионный костюм унес его из зала. Дезориентация чуть затянулась, а потом Мерлин вместе со спутниками оказался в комнате с высоким потолком – такая вполне могла быть пристройкой Дворца Вечных Сумерек. Но архитектурные детали чуть отличались, льющийся из окон свет был немного не таким, как у него дома, и далекие очертания холмов оставались недвижными. Под ногами лежал мраморный пол. В белых каменных стенах были проделаны изящные арки окон.
– Я знаю это место, – оглядываясь, проговорил Баскин. – Я провел в этих комнатах бо́льшую часть юности. Это императорский дворец в Ларге, до того как его покинули. – Даже в сенсориуме на нем был иммерсионный костюм, и принц с нескрываемым изумлением погладил тонкую ткань. – Потрясающая технология, Мерлин. Я словно вернулся в детство. Но почему именно эти комнаты? Зачем понадобилось воссоздавать дворец?
В помещении была лишь одна дверь. За ней виднелся короткий коридор с высокими окнами по одной стороне и дверями по другой. Мерлин кивком предложил всем двигаться туда.
– Расскажите ему, Страксер. А я посмотрю, насколько точно я угадал.
– Что угадали? – спросил Баскин.
– То, что произошло, когда на это место напали, – ответил Мерлин.
Они вышли в коридор. Страксер, кажется, не знал, с чего начать. Губы его шевелились, но с них не срывалось ни звука. Потом он опустил взгляд, сглотнул и нашел нужные слова.
– Это нападение – документально подтвержденный факт, – сказал он. – Его целью был юный принц Баскин, и он серьезно пострадал. Провел много дней наполовину погребенным, во тьме и холоде, пока спасатели не добрались до него. Потом принца вылечили и позволили ему вернуться в этот мир. Но на самом деле все было не так.
Они шли вдоль вереницы окон. Открывающийся за ними вид был куда идилличнее любого места на настоящем Хейвергале: были белые башни, разбросанные среди лесов и озер, отливающие фиолетовым холмы вдалеке, невероятно голубое небо.
– Уверяю вас, все было именно так, – произнес принц Баскин. – Иначе я запомнил бы, разве нет?
– Нет, если они не хотели, чтобы запомнил, – сказал Мерлин. Он обогнал остальных на несколько шагов. – Это была попытка убийства. Но завершилась она не так, как вы полагаете. Настоящий принц очень сильно пострадал – намного сильнее, чем вам помнится.
В голосе Баскина проступил гнев.
– Что значит «настоящий принц»?
– Вас подменили, – ответил Страксер. – Чтобы преуменьшить успех нападения и скрыть то, насколько серьезны травмы принца.
– Мой род, – сказала Кряква. – Он поэтому прервался, да?
Мерлин кивнул, но дал Страксеру продолжить.
– Они восстановили этот дворец, насколько сумели, приложив все усилия. Но даже тогда он не был таким идеальным, как тут. Бо́льшая часть восточного крыла исчезла. Вид из окон был… далеко не таким красивым. Всего лишь временная мера – до того, как Ларгу покинули окончательно.
Они подошли к единственной открытой двери. Солнце светило сзади, и их тени падали через порог в маленькую круглую комнату.
В центре комнаты стоял на коленях маленький мальчик в окружении деревянных крепостных стен и игрушечных армий. Солдатики выстроились в сложном концентрическом порядке: ряды и колонны переплетались искусно, словно в пазле. Мальчик потянулся к очередной фигурке. Рука его повисла в воздухе.
– Нет, – прошептал Баскин. – Все не так. Внутри нет ребенка.
– После нападения, – тихо ответил Страксер, – жизнь настоящего принца поддерживали лучшие врачи Хейвергала. Все делалось в полнейшей тайне. Так было нужно. Состояние мальчика, степень тяжести его травм, полная зависимость от аппаратов… все это слишком встревожило бы население. С войной все было очень скверно, моральный дух невероятно упал. Единственным выходом и единственным способом поддержать иллюзию оказалась подмена принца. Вы были достаточно похожи, и Баскина взяли, чтобы изображать принца. Одного мальчика заменили другим.
– Этого не было!
– Дети быстро меняются, так что уловка не бросалась в глаза, – сказал Страксер. – Но нужно было, чтобы вы сами в это верили. Поэтому вас растили точно так, как растили бы принца, – в этом дворце, в окружении тех же самых вещей, – и рассказывали истории из его жизни, как будто это происходило с вами. Эти военные игры, солдатики и баталии не были частью вашей прежней жизни, но постепенно вы начали верить в вымышленное прошлое, которое стали воспринимать как правду.
– Вы сказали, что вам наскучила война, – сказала Кряква. – Что вы были болезненным ребенком, которому надоели игрушечные сражения, и вместо этого вы увлеклись языками. Здесь проявила себя ваша подлинная личность, ведь так? Они окружили вас средствами ведения войны, пытались заставить вас мечтать о ней, но не могли превратить вас в того, кем вы не являлись, даже если бо́льшую часть жизни вы верили в эту ложь.
– Но не всегда, – произнес Мерлин, глядя на мальчика: тот передумал и переставил солдатика. – Я думаю, в глубине души вы это знали или помнили. Вы сражались против этой лжи всю свою жизнь. Но больше вам не нужно этого делать. Теперь вы свободны.
– Сперва мы ничего не подозревали, – сказал Страксер. – Даже тех, кто работал непосредственно с Тактиком, побуждали считать его всего лишь машиной, искусственным интеллектом. Медики, участвовавшие в проекте на начальном этапе, умерли либо были вынуждены молчать, а Тактику редко требовалось внешнее вмешательство. Но слухи ходят всегда. Техники, которые слишком много увидели, слишком глубоко заглянули. Другие, как я сам, которые начали сомневаться в официальной версии событий, в этой баечке о сенсационном прорыве в сфере искусственного интеллекта. Я начал… задаваться вопросами. Почему такого прорыва не произошло у врагов? Почему нам ни разу не удалось повторить наш успех? Но в конечном итоге для меня все решил сам Тактик. Мы – те, кто был ближе всего к нему, – почувствовали перемены.
– Перемены? – переспросил Баскин.
– Нарастающее разочарование в войне. Отказ предлагать простые прогнозы, которых жаждали наши военные лидеры. Советы Тактика сделались… равнотоксичными. Ненадежными. Мы приспособились к этому, стали меньше полагаться на его предсказания и моделирование. Но постепенно те, кто вплотную занимался этим, поняли, что Тактик пытается конструировать мир, а не войну.
