– Ты хочешь сказать, что был слаб, травмирован, плохо владел собой?
– Только это было бы неправдой, так ведь? Я знал, что делаю. Если что и ослабло, так это моя преданность ордену. А вот любовь к Индрани вспыхнула достаточно сильно. У меня в орнитоптере были игрушки. Мы всегда их с собой возим, чтобы приманивать детей и внушать им, что орден добр и заботлив… чтобы привлечь их в наши ряды, когда повзрослеют. Индрани заняла Хайдара играми. А нас – любовью.
– Это у тебя было в первый раз?
– И в последний.
– Оно того стоило?
– Не было с той поры дня, чтобы я не вспоминал о ней, если такого ответа вам достаточно. Постепенно сумел убедить себя, что и она испытывает нечто подобное…
– Я рад. Хоть ты и согрешил, но определенно получил некоторое удовольствие.
Когда шторм утих, а от орнитоптера пара блестящих концов крыльев, торчащих из наносов красной пыли, с юга прикатили, подпрыгивая на неровностях рельефа, два легких транспортных средства. Это были вездеходы: три огромных колеса, над ними филигранная кабина, увешанная топливными ячейками и устройствами связи.
Родители Индрани.
– Я так и не сообразил, что она мне солгала, выдумала всю историю о том, как ей отдали в подчинение целый караван после гибели родителей от рук даосистов. С этого обмана все и началось… по ее воле.
– Это так удобно.
– В любом случае у меня не было возможности установить истину. Родителям девушки потребовалось какое-то время, чтобы закрепить вездеходы в доке джаггернаута, так что мы успели привести себя в порядок и вернуться к прежним ролям. Если родители что-то и заподозрили, то виду не подали. Напротив, они так тепло и радушно меня приняли, что мне стало очень стыдно. Через три дня мы пересеклись с другим караваном, следовавшим в Викингвилль. Когда я вернулся в семинарию, меня встретили как героя. Но не все. Некоторые священники как будто догадались, что произошло.
– Но тебя это не устрашило.
– Не устрашило, – твердо сказал Серхио. – Но я всегда боялся вновь услышать ее имя. Я был в своем праве, не так ли?
– Ты, очевидно, вообразил, что Индрани пожаловалась в Диоцез или что ее семья каким-то образом разнюхала правду и подала жалобу вместо дочери. Но все было не так. Не совсем так, если точнее.
– Как Беллармин узнал?
– Я отвечу, но позволь мне в свой черед поделиться моей историей.
Серхио сделал глубокий вдох. Комната, как он только что понял, все усиливала в нем клаустрофобию. Казалась темной и гнетуще-давящей, будто и в самом деле пыталась выжать остатки жизненных сил из человека на смертном ложе.
– Хорошо, – сказал он. – Я не понял, зачем вам понадобилось расспрашивать меня насчет Индрани, но вы правы. Мне стоит выслушать вашу повесть о Погибели. Хотя, признаться, я не понимаю, чем она отличается от…
– Менендес, заткнись и слушай. Увиденное тобой в колоде для семинаристов в день посвящения соответствует истине. Погибель действительно существует. Это нейтронная звезда. Как я всегда и утверждал.
Иван начал пересказывать заученные Серхио в семинарии сведения о природе звезды. Правда, Серхио почти забыл их, поскольку они казались малосущественными для крепости веры. Нейтронная звезда – сфера из ядерного вещества, образовавшаяся в результате выгорания обычной звезды. Она массой как Солнце, но сжата до размеров Викингвилля. Если бы можно было отколоть от нее образец величиной с кусок сахара, он бы весил полмиллиарда тонн. Погибель продолжает быстро остывать, как раскаленный докрасна и вынутый из печи слиток, а это означает, что возникла она совсем недавно, несколько сотен тысяч лет назад, и очень близко к своему нынешнему местоположению. Горячая голубая звезда должна была умереть, озарив всю Галактику прощальным салютом. Окутавшая ее труп туманность уже рассеялась, но сомнений нет:
Погибель – порождение сверхновой.
– Ее не могло быть, – сказал Иван. – Никаких доказательств существования сверхновой не было найдено. Ни частичного вымирания, ни локального учащения мутаций, ни всплеска видообразования… ничего.
Старик оглядел комнату. Несколько свечей еще теплились, но их аромат больше не господствовал в палате.
– Такая штука, как сверхновая, не исчезает бесследно. И вот в чем загвоздка. Если ты приблизишься к ней так, как приблизились мы, то просто не сумеешь притвориться, будто не заметил ее, потому что больше никогда ничего не увидишь. Ты превратишься в пригоршню праха. Так должно было случиться. На то она и Погибель.
– Очевидно, вмешался Господь.
– Ага. Наставил толстый дряблый палец прямо в ядро коллапсара и повелел процессам пройти так, чтобы мы остались целы. И это все объясняет, правда? Маленькое чудо, специально для нас. Наше маленькое чудо. Если тебе нужно чудо, чем плохо это?
Понять, что произошло, было нетрудно. Удалось теоретически рассчитать, что взрыв сверхновой не был симметричен. Энергия вспышки распространялась не по идеально сферическому объему. Небольшие отклонения в динамике ядра перед самым коллапсом накапливались, умножались, пока систему не затянуло в область хаоса, пока звезда не взорвалась совсем уж асимметрически, перекошенно, выбросив чуть ли не половину своих потрохов в одном направлении.
– Мне объяснили, какая тонкая настройка для этого требуется, – продолжал Иван, – как точно должны быть заданы начальные условия. Если бы они отличались на одну миллиардную…
– Мы бы здесь не беседовали.
– О чем это говорит тебе? Лично тебе, Менендес?
Серхио опасливо покосился на магнитофон. Одно-единственное неверное слово может разрушить всю его карьеру в Диоцезе, но… важнее дать тот ответ, какой Основателю действительно хочется услышать.
– Произошло событие исчезающе малой вероятности. Событие, которое позволило человечеству выжить. Чудо, если угодно. Акт божественного вмешательства. Господь подправил начальные условия вспышки так, что это чудо возымело место.
– В семинарии ты наверняка был любимчиком преподавателей, сынок.
Серхио возмутился, но постарался не отразить этого в голосе.
– Основатель, – сказал он ровно, – осмелюсь напомнить, что меня учили только по вашим собственным писаниям. О Погибели я знаю с ваших слов. Следует ли заключить, что они были неверно интерпретированы?
– Да нет, не совсем. Эта чертова машинка все еще крутится?
– Выключить?
– Нет! Придвинь ближе. Я хочу, чтобы следующие мои слова были зафиксированы абсолютно полно и точно. Чтобы не осталось ни малейших сомнений. Если ты отвезешь запись в Диоцез, там пойдут на любые ухищрения, чтобы представить это фальшивкой. Даже то, что я сейчас скажу.
Он подождал, пока Серхио установит магнитофон вплотную к кровати. Это занятие было бесполезным, но доставило Ивану некоторое удовлетворение.
