– А вдруг это часть плана? – предположил Яков.
– Ну вот, он рассуждает, как Неша Петрова, – подначила Галина. – Осторожнее, Яков! Знаешь ведь, как ее наказали за неумение держать абсурдные мысли при себе.
– Часть какого плана? – спросил я Якова.
– Этой штуковине, наверное, не одна тысяча лет. Десять тысяч, а то и больше. Двадцать четыре года на этой орбите не значат ничего. Для нее это мгновение. Вдруг она только просыпается, проводит системную проверку, перезагружается? Она же сквозь кротовину прошла. Кто знает, какое воздействие она оказывает?
– Ты уж точно не знаешь, – ответила Галина.
– Она права, – вставил я. – Конструкция мертва. Если бы она просыпалась, это случилось бы при первых двух появлениях. Во второй раз мы всю ее ощупали – никакой реакции.
– Мне бы твою уверенность.
Я пожал плечами:
– Яков, мы должны выполнить свою работу. Начали, закончили, потом вернулись домой и стали космонавтами-героями. Я бы не из-за Матрешки волновался, а о том, как бы не напортачить.
– Я не напортачу. – Яков заглянул мне в глаза, словно я в нем сомневался. – Разве на симуляциях я хоть раз напортачил? Дмитрий, я хоть раз напортачил?
– Нет, – признал я. – Но это не симуляция. Сейчас мы не в Звездном городке.
– Товарищ, ты в этом уверен? – подмигнул мне Яков.
Рукавом нагрузочного костюма я стер конденсат со стекла на входном люке. С другой стороны корпуса «Терешковой» полыхнула серебристая вспышка. Пирозамок стыковочного устройства выпустил «Прогресс». В то же мгновение я услышал и почувствовал глухой удар – обшивка корабля содрогнулась от отдачи.
– Расстыковку подтверждаю, – доложил Яков от другого иллюминатора. – Мальчики и девочки, по мне, это самое настоящее рождение.
Галина зафиксировалась в гамаке у рабочей станции «Прогресса»: одной рукой держала ручку управления, другой стучала по клавишам. На экраны перед ее глазами непрерывно подавалось то, что снимали камеры на «Терешковой» и на маленьком роботе, который только что от нее отделился.
– Перехожу к поступательному перемещению, – объявляет Галина, касаясь клавиш. – Дмитрий, сейчас ты ее увидишь.
«Прогресс», ярко-зеленый волан с красной трафаретной надписью «СССР» на боку, скользнул к моему горизонту, медленно отдалился от «Терешковой» и повернулся в двух плоскостях, носом к зловещему мраку Матрешки.
– Выглядит отлично, – проговорил я, проверяя каждый видный мне дюйм корабля на предмет повреждений. – Никаких следов неблагоприятного воздействия. Словно только что вышел из чистовой комнаты.
– Встряхиваю баллоны с гидразином, – докладывает Галина. – Посмотрим, выдержит или нет.
– Все в порядке, – отвечаю я, убедившись, что «Прогресс» не взорвался. – Корабль жив-живехонек. Открываем водку?
– Не надо бежать впереди паровоза: вслепую в Матрешку лезть бессмысленно. Запустим камеры и дистанционные манипуляторы – вот это будет настоящая проверка.
Наш маленький посланник – нечто среднее между космическим кораблем и глубоководным роботом, которых используют для обследования и разоружения затонувших кораблей и субмарин. Рычаги, датчики, камеры, установленные спереди, уничтожают любую аэродинамику, которую только может иметь «Прогресс». С начала полета устройства были в походном положении, а теперь стали медленно раскрываться, как цветы на солнце. Галина оттолкнула ручку управления и подтянула к себе дистанционный манипулятор, погружая кисти в тяжелые, напичканные датчиками рукава и перчатки. Там, в космосе, ее движения копировали механические рычаги «Прогресса». Меня все устраивало, а вот Галина нахмурилась и подрегулировала настройки. «Вот что значит педантизм», – подумал я. Галина провела еще пару проверочных испытаний, и скупым жестом показала, что все в порядке.
– У камеры-три плохая маневренность – не удивлюсь, если посреди операции она за нас зацепится. У рычага-три удручающе медленная тактильная отдача. Инфракрасный датчик средневолнового диапазона потерял ряд пикселей: наверное, из-за космических лучей. Один из буферов памяти уже переполнен, а мы еще не начинали регистрировать данные.
– Но ты даешь отмашку? – уточнил я.
– Если у нас откуда-нибудь не появился второй «Прогресс», придется довольствоваться этим.
– Мы ничего не отремонтируем, – проговорил Яков. – Так что лучше смириться. Даже если выйдем в скафандрах в открытый космос, нужных инструментов у нас нет.
– Ну, спасибо, объяснил, – с трудом сдерживаясь, съязвила Галина.
Яков начал раздражать нас обоих. Матрешка действовала на него иначе, чем на Галину или на меня. Порой он ронял очень странные фразы. Его шутки о том, что на самом деле мы в Звездном городке, что все это изощренная симуляция (даже невесомость, которую невозможно симулировать) и подготовка к предстоящему полету, уже порядком приелись.
Я вообще сомневался, что он шутит, и беспокоился именно из-за этого.
Космос ломает людей. Без этого никак. Поэтому на борту имелись скотч и тазеры. Я просто не ожидал, что это случится с одним из нас и, более того, в начале полета. Мы еще даже не коснулись Матрешки. Что случится, когда мы проникнем в тайные недра Слоя-3?
Об этом я старался не думать.
– Какая у нас скорость подхода? – спросил я, возвышаясь над Галиной, которая сидела у панели управления.
– Два метра в секунду, самое то.
– Немного торопимся, да?
Галина прикрыла рукой микрофон, чтобы в Байконуре не услышали ее следующую фразу:
– Товарищ, кто из нас ведет корабль?
– Ты, конечно. – Я поскреб щетину на подбородке. – Мне просто казалось, что мы будем держать ее ниже одного метра в секунду до самого сближения.
– Хочешь так тридцать часов штаны просиживать – пожалуйста.
– Просиживать буду не я.
– Все в пределах допустимого. Мы наберем скорость в промежутках, а при встрече с чем-нибудь сложным замедлимся. Положись на меня, ладно?
– Ты здесь пилот.
– Вот именно.
Галина убирает ладонь от микрофона.
– Как слышите, Байконур? Системы «Прогресса» стабильны. Проникновение в Слой-один – сто метров. Прогнозная модель контакта работает. Изменений в состоянии Матрешки и окружающего вакуума нет.
На экране в трехмерной графике отображались прямоугольные силуэты подсвеченных радаром препятствий – крупные, размером с айсберг или с линкор, непроглядно-темные летающие объекты, между которыми должен маневрировать «Прогресс», избегая не только препятствий, но и тонюсеньких силовых линий, связывающих их воедино. Слой-1 – не плотная сфера, а рой опаснейших препятствий и ловушек.
При втором появлении Матрешки американцы направили роботизированный зонд прямо в сеть силовых линий. Зонд тотчас замолчал: столкновение его уничтожило или сильно повредило. Годы спустя радиолокационная станция дальнего космоса засекла его с мертвым двигателем на солнечной орбите. Пилотируемая экспедиция (одна из последних, которую подготовили американцы) отправилась, чтобы вернуть его для исследований.
