Тут меня осенило, что один пункт я забыла добавить в свой план, а момент-то важный: я совершенно не учла пожелания Маргарет Контарини, настоятельно приглашавшей меня в гости. И куда впихнуть эту даму? Раньше понедельника я точно никуда не смогу выбраться, получается, пройдет почти неделя с момента приглашения. Слишком много…
Ну ладно, наверняка она будет на балу во Дворце дожей сегодня вечером, возможно, такая встреча будет засчитана?
Венеция встретила меня туманом, высокой водой и каким-то удивительным для этого города безлюдьем. Я спросила у Массимо, осторожно ведущего гондолу вдоль Гранд-канала:
– Это погода всех загнала по домам или что-то случилось?
Молчаливый гондольер лишь пожал плечами, потом неохотно ответил:
– Чистили каналы, и течением притащило кое-что… неприятное.
– Что? – инстинкт любительницы детективных романов немедленно проснулся во мне. – Неужели труп?
– Нет, но ничем не лучше. Не надо об этом, синьора, даст Великая Матерь, все обойдется.
Однако! Что ж может быть хуже мертвеца? Но Массимо замкнулся и на мои вопросы не отвечал. В состоянии смертельно раздразненного любопытства я влетела в холл Ка’Виченте. И тут же поняла, что и синьора Пальдини мне о происшествии не расскажет. Экономка хмурилась, поджав губы, и Руди, сидящий у ее ног, раздраженно дергал хвостом.
Ну и ладно! Вечером на балу расспрошу Франческу.
– Добрый день, синьора Пальдини, – поздоровалась я, снимая перчатки. – Писем не было?
– Два, синьора, на столе в вашем кабинете.
– Ага, спасибо. Что кухарка, удалось договориться?
– Конечно, – ответила экономка несколько свысока. – Через полчаса вас ждет обед. Комнаты для гостей подготовлены.
– Замечательно, завтра вечером приедут профессор Ди Майо с супругой, вот и будет случай обновить гостевую спальню.
Я взбежала по лестнице, повесила плащ в гардеробной, вымыла руки и прошла в кабинет. Да, на столе лежат два письма и несколько визитных карточек. Не садясь, я просмотрела их: три незнакомых мне имени, карточка из ателье Флавиа – ага, надо полагать, привезли платье для сегодняшнего бала! – и… Последней лежала карточка Маргарет Контарини.
Это что, она сама заезжала?
Просматривая письма, я позвонила в колокольчик, и через мгновение домоправительница уже стояла на пороге.
– Синьора Пальдини, скажите, графиня Контарини что, сама оставила карточку?
– Нет, синьора, она прислала пакет, карточка была приложена. Пакет в вашем будуаре.
Интересно, почему пакет там, а карточка тут? Все-таки у моей экономки бывают странные идеи, ну да ладно.
Письмо от мамы отправилось в ящик стола, прочту потом; конверт с рекламой – в мусорную корзину, а я поспешила сунуть нос в таинственный пакет и узнать, чем же облагодетельствовала меня первая леди клана Контарини?
В пакете была резная шкатулка из золотистого дерева, довольно высокая, дюймов пятнадцать. На крышке были изображены виноградные грозди и среди них – лицо смеющегося юноши в венке. Я откинула крышку. В шкатулке, обложенные приятно пахнущей стружкой, стояли два… пожалуй, это можно было назвать кубками. Довольно широкая чаша рубинового стекла покоилась на ножке, сделанной из трех стеклянных лент – рубиновой, молочно-белой и золотой. На боку чаши был выгравирован герб Контарини – леопард, стоящий на задних лапах и опирающийся на щит. Я вытащила оба кубка из шкатулки и заглянула в нее: так и есть, под стружкой белела бумага. Достав записку, я развернула ее и прочла:
Дорогая Нора! Нет такой ценности, которой я смогла бы отблагодарить вас за спасение жизни моей внучки Марии. Поэтому мой подарок – всего лишь тень той благодарности, которую я и вся моя семья испытываем. Эти два кубка принадлежали прапрадеду моего мужа, Руджеро Контарини. Им более шести сотен лет. Руджеро заложил в них небольшой, но важный секрет. Посмотрите на кубки внимательно: на одном из них леопард смотрит прямо вперед, на другом – оборачивается назад. Если в этот второй кубок налить келимаса или красного вина и затем погреть пару минут в ладонях, то в напиток выделится яд. Определить его невозможно ни магически, ни химически, но действует он так же верно, как смертельное проклятие.
Я надеюсь, что вам никогда не придется воспользоваться этим секретом, но кто знает, как может повернуться судьба? Моему мужу эти кубки однажды спасли жизнь…
P.S. Если налить в кубок любой охлажденный напиток, его можно будет спокойно пить.
P.P.S. Яд действует, я проверила на крысах.
С глубочайшим уважением,
Маргарет Контарини
Забывшись, я присвистнула. Да уж, эта дама не мелочится! Такие кубки сами по себе огромная ценность, а если учитывать секрет…
Я достала кубки, отнесла их в кабинет и поставила в шкаф, за стекло, повернув гербами к стенке. Нечего кому-то еще замечать разницу в рисунке, мало ли что. Конечно, я не глава клана, нет у меня таких врагов, которых понадобилось бы срочно отравить, но Маргарет права: кто знает, как повернется жизнь?
Закрыв дверцу шкафа на ключ, я подвесила его на общую связку к ключам от бостонского дома, кабинета в клинике, маминого особняка и убрала всю эту увесистую груду железа в сейф.
Записка… прятать ее бессмысленно, все сказанное я запомнила. Надо попросить горничную растопить камин в моей спальне, тем более что я и вправду замерзла под февральским влажным ветром.
Бросив письмо в камин, я подождала, пока пламя поглотит его, и для верности растерла пепельные хлопья кочергой.
Уже шесть вечера, а бал сегодня начинается в восемь. Пора собираться.
Глава 3. Colombina
На сегодняшний вечер я отпустила Массимо, и меня собирались забрать Франческа и Витторе. Вот интересно, как нужно было бы сказать – они за мной заехали или заплыли?
Вчера из ателье Флавиа привезли последнее из заказанных мною платьев – костюм Коломбины. Укороченное платье было сшито из плотного темно-зеленого шелка, по юбке и корсажу рассыпались разноцветные ромбы, шелковые, бархатные, парчовые. На три или четыре сантиметра выглядывали белоснежные кружева нижней юбки, и такие же кружева пенились на груди и на манжетах. Довершала наряд крохотная треуголка с разноцветными петушиными перьями. Я расправила волосы, по такому случаю завитые в локоны, водрузила tricorno и надела черную маску с тремя маленькими ромбами, зеленым, пурпурным и желтым, у левого глаза. Отражение в зеркале подмигнуло мне, я взяла с полки один из вееров и спустилась вниз.
Гондола семьи Контарини-Боволо уже покачивалась у водного подъезда Ка’Виченте; гондольер помог мне войти, закрыл дверку кабины и оттолкнулся веслом от причала.
Глаза Франчески весело блестели сквозь прорези такой же, как у меня, маски colombina, но совершенно белой. Белым был и ее наряд, отделанный алыми и зелеными кружевами; Витторе был наряжен Пьеро.
