Ладно, сейчас меня более всего интересует портрет герцогини дель Джованьоло. Надо разглядеть все повнимательнее при дневном свете, благо он щедро льется через наклонные слуховые окна.
Портрет стоял на месте, все так же закрытый белой тканью. Я аккуратно сняла ее, сложила и бросила на подвернувшийся рядом сундук, потом повернулась к картине… и замерла. Фигура женщины, написанной красками на холсте, изменила позу!
Ну да, точно: в прошлый раз она стояла боком к зрителю. Правая рука прикасалась к маске gatto, а в левой что-то было, не то веер, не то маленький букетик. Неважно, что именно, потому что сейчас все изменилось: герцогиня повернулась к нам лицом, маска была снята и отброшена на пол. Левой рукой Лаура выдвигала ящик того самого туалетного столика розового дерева, за которым только сегодня утром я подкрашивала ресницы, а в правой держала несколько писем и будто протягивала их мне.
– Вот это да, – пробормотала я и попятилась; под ноги подвернулся сундук, и я села на него с размаху, так что что-то загудело. – Откуда ты это взяла?
Лаура Виченте дель Джованьоло не ответила на мой вопрос, хотя мне показалось, что тщательно выписанные розовые губы усмехаются довольно-таки ехидно.
– Так, стоп. В прошлый раз я смотрела на подпись и на оборотную сторону картины. Поглядим еще раз! – подбодрила я себя, встала с сундука и шагнула вперед. Не буду врать, шаг этот дался мне с некоторым трудом.
Подпись на холсте, сколько я могла судить, была той же самой, то есть неразборчивой закорючкой с тремя разлетающимися хвостами. Оборотная сторона вроде бы не изменилась тоже. Я вновь обошла вокруг портрета и стала разглядывать лицо герцогини, почти уткнувшись в него носом. Конечно, я не специалист в живописи, но, на мой взгляд, никто картину не дописывал: краски, мазки, полутона, все соответствовало, все было гармонично. Да и кракелюры, разбегающиеся по поверхности высохшей краски, вроде бы невозможно подделать?
Приходилось признать: поза герцогини изменилась, и произошло это загадочным образом внутри картины, внутри тонкого слоя масляной краски, наложенной на холст в феврале 1788 года. Триста девяносто шесть лет назад.
Так. Значит, сейчас я закрою чердак, на всякий случай повешу несколько запирающих заклинаний, пойду к себе в кабинет… Нет, в первую очередь я отправлюсь в будуар и обследую этот проклятый туалетный столик!
В будуаре было тихо. Я почти ожидала, что на пуфике или еще где-нибудь увижу рваное ухо и вздрагивающий рыжий хвост, но Руди был, по-видимому, занят своими делами. Подойдя к туалетному столику, я погладила его крышку, мне очень нравился этот рисунок – выложенные разноцветным перламутром фигурки китайцев.
Вот странно, когда моя приятельница в Бостоне обставила гостиную в своем загородном доме мебелью в стиле шинуазри, мне это показалось грубоватым и даже довольно вульгарным. А здесь, в Венеции, кажутся такими милыми эти комичные разноцветные фигурки на коричнево-лиловой поверхности палисандра или пышные пионы и золотые карпы на черном лаке в кабинете…
Ладно, не буду отвлекаться. Я решительно выдвинула средний ящик, тот, которого касалась на портрете герцогиня Лаура. Конечно, он был пуст. Это и неудивительно, я ведь осматривала все ящики и ящички туалетного столика, когда переехала в Ка’Виченте, а нынче вся моя косметика помещалась в левом, самом маленьком отделении.
Столик должен быть современником Лауры, ну, или несколько старше. Вряд ли старше намного, тогда антикварная мебель не ценилась, и в будуаре светской дамы, тем более герцогини, должно было стоять все только самое новое. Насколько я помню, такой предмет мебели обязан был иметь некий тайник, вопрос только, как его найти. Итак, первое, что приходит в голову, – двойное дно в одном из ящиков…
С первого взгляда никаких признаков двойного дна я не находила, хотя, кажется, простучала все и потянула за все возможные пимпочки. Выдвинув средний ящик почти до конца – интересно, кстати, а почему это он не выдвигается полностью? – я внимательно осмотрела его стенки и нашла наконец подозрительное место. На правой стенке, почти в углу, была дырочка, будто бы проеденная жучком. Скромный какой жучок, откусил чуть-чуть, поблагодарил и ушел… Я вытащила из волос шпильку и осторожно потыкала в этот жучий след. Есть! Раздался щелчок, но дно ящика не отошло, вместо этого отскочила дальняя стенка. Вот почему ящик не выдвигался до конца: чтобы скрыть тайник!
В тайнике лежала небольшая коробочка из синего сафьяна. Я достала ее и с понятным волнением откинула крохотный золотой крючок. Внутри лежала брошь: веточка красной смородины с двумя золотыми листьями и рубиновыми ягодами. Влетевший в окно солнечный луч вспыхнул в ягодах так ярко, что я зажмурилась. Интересно, а можно ли найти сейчас где-то в Венеции красную смородину? Ужасно вдруг захотелось…
Открыв глаза, я еще раз посмотрела на свою находку. Пожалуй, я ее сегодня уже видела. Именно она лежала на туалетном столике Лауры. Получается, я на верном пути!
Интересно, почему герцогиня дель Джованьоло спрятала эту брошь в тайник, да так в нем и оставила?
Ну, хорошо, один тайник обнаружился, значит, может быть и другой. Я задвинула ящик и открыла левую дверцу. Здесь у нас есть полка, на которой стоят мои баночки и флаконы, и небольшой ящичек сверху. Это все. После долгого осмотра в этом отделении я не обнаружила никаких загадочных отверстий или чего-то еще несоответствующего. Будем считать, что оно свободно от подозрений?
Проверив правую часть, я тоже ничего не обнаружила. Подергала за все резные детали. Понажимала на крышки обоих отделений, своими загнутыми краями имитирующие крышу пагоды. Поковыряла петли. Ничего.
Но брошь ведь была, вот она, лежит на столе! Значит, надо продолжать поиски.
В конце концов я все-таки нашла второй тайник. Боковая плашка возле центрального ящика, переходящая в изящную изогнутую ножку, слева состояла из двух кусков дерева, а справа явно была цельной. После нажатия на верхний уголок этой плашки, точно на маленькую перламутровую птичку, открылось потайное отделение, и в нем лежали три письма.
Разумеется, письма были написаны на латыни. Благодарение светлым богам и лично Гигее, я, медик, этот язык знаю неплохо. Конечно, медицинская лексика отличается от повседневной, но понять, что написано, я могу.
Старомодным почерком, коричневыми чернилами на слегка пожелтевшей и ломкой бумаге были написаны приветы и поздравления от некоего Ансельмо Виченте сестре Лауре. Ага, видимо, это брат нашей герцогини.
Поздравления со свадьбой, всякие пожелания, приветы от родных… В первом письме не было ничего такого, ради чего стоило бы беспокоиться давно покойной аристократке. Второе письмо, датированное 1793 годом, отличалось от первого весьма сильно: прошло два года после свадьбы, теперь брат рекомендовал Лауре немедленно разъехаться с мужем и обратиться в Совет судей за разводом, приводя в качестве причины его жестокость и явное безумие.
Прочитав третий документ, я поняла, почему все они были спрятаны. И еще порадовалась, что не успела никому рассказать ни об изменившемся портрете, ни о поисках, ни о находках. Третье письмо было написано практически сразу же после второго, через три дня, и было в нем вот что:
