Архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже, монсиньор Паоло Гвискари хохотал. Его обширное чрево, обтянутое фиолетовым шелком, колыхалось, он утирал слезы белоснежным батистовым платком и снова начинал хохотать.
Ну, честное слово, если бы я знала, что таким успехом будет пользоваться анекдот про монашек, одна из которых увлекается логикой, а вторая математикой, я бы еще пару-тройку аналогичных историй нашла и запомнила!
Наконец монсеньор отхохотался и сказал:
– Я знал, что наша встреча меня порадует, но не думал, что настолько! Итак, синьора Хемилтон-Дайер, расскажите же, зачем вам понадобился скромный пастырь?
Ну, насчет его скромности многое можно было бы сказать, только взглянув на упомянутое уже чрево, роскошную рясу тонкого шелка, кубки из рубинового стекла с острова Мурано… Кстати, уж не родственники ли эти кубки моему браслету? Задумавшись, я задала этот вопрос моему собеседнику.
– А можно взглянуть на ваш браслет?
– Конечно! С некоторых пор я ношу его не снимая…
Гвискари нацепил на нос изящное пенсне в золотой оправе и внимательно осмотрел браслет. Потом снял пенсне, потер переносицу и поглядел на меня внимательно и без всякой улыбки.
– Вы говорите, просто купили его в магазине при фабрике?
– Да, монсиньор! Правда, он не лежал в витрине. Мастер Вельди достал его из ящика…
– Эти вещички не так просты, как может показаться с первого взгляда, – проговорил он, поглаживая кончиками пальцев свой кубок. – И, если одна из них уже решила попасть к вам в руки, лучше и не сопротивляться.
– Я и не сопротивлялась…
Мы помолчали, думая каждый о своем, наконец я нарушила тишину.
– Монсиньор, в горах возле деревни Фоллоне есть монастырь святой Авеллии.
– Есть, да.
– Мне необходимо поговорить с одной из монахинь, а может быть, и вытащить ее оттуда.
– Однако, – Гвискари откинулся в кресле. – Вы не мелочитесь, синьора.
– Мне не к лицу и не по летам заниматься мелочами, – улыбнулась я. – От этой девушки зависит успех операции и жизнь пациента. Со своей стороны я готова любым доступным мне способом… э-э-э… возместить потери церкви. Скажем, щедрый взнос на строительство храма?
– Вы ведь не из нашей паствы?
– Нет, монсиньор. Моя семья исповедует веру в Пятерых.
– Да-да. Новый Свет, Бритвальд… Понимаю, – он вздохнул. – Вы выбрали монастырь с самым строгим уставом. Послушница из обители попроще не подойдет? Шучу, шучу!
Архиепископ встал, подошел к книжному шкафу, провел пальцами по золоченым корешкам, потом выдернул книгу, раскрыл на закладке и прочел вслух:
– «Добродетели ума суть следующие: правая вера, знание, благоразумие, смирение, непрестанная в сердце память о Боге, память о смерти, чистые помыслы, удаленные от житейских и суетных вещей мира, как то: разнообразной пищи и пития, стяжаний, безполезных связей с людьми и подобнаго сему, чем оскверняется душа безмолвствующаго». – Захлопнув том, он пояснил: – Это «Митерикон», послания аввы Исайи блаженной Федоре. Так вы хотите лишить послушницу всех этих чистых помыслов и возобновить ее «бесполезные связи с людьми»?
Глаза его теперь вовсе не улыбались, а были холодны и почти суровы. Столь же сухим и холодным тоном я процитировала в ответ:
– «Владыка всяческих, человеколюбивый Бог, всегда дает человеческому роду действительные средства к познанию будущего и, желая, чтобы каждый преуспевал, восходя к совершенству, вразумляет нас мановениями Своей благости, постоянно привлекая к добру созданного по образу Его человека». Это из наставлений преподобного Ефрема Сирина. Вы хотите лишить молодую женщину этого вот привлечения к добру и спасения ближнего?
Гвискари расхохотался, вновь превращаясь в добродушного и веселого толстяка.
– Синьора профессор, я восхищен! – он позвонил в колокольчик, и на пороге немедленно появился сухопарый монах в серой рясе, подпоясанной веревкой. – Серджо, дорогой мой, свяжи меня с матерью Прокопией, и поскорее. Как зовут вашу протеже?
– Беатриче. Ее зовут Беатриче Каталани, – ответила я.
Глава 4. Moretta
Удивительно, насколько эффективно работают службы церкви Единого, когда хотят.
Закатные лучи еще не позолотили окна моей гостиной, когда в дверях появилась синьора Пальдини и сказала:
– Синьора, возле дверей лодка. И, мне кажется, вам лучше спуститься.
Возле водного подъезда Ка’Виченте действительно покачивалась на волнах лодка – длинная, цвета охры, с довольно большой кабиной. Окна кабины были закрыты занавесками того же золотистого цвета, а на носу трепетал фиолетовый флажок со знаком Единого: двумя рыбками, будто нарисованными детской рукой. Личный транспорт архиепископа, надо полагать.
Из лодки ловко выпрыгнул уже знакомый мне секретарь в серой рясе, открыл дверцу и помог перебраться через борт хрупкой фигурке, закутанной в коричневый плащ.
– Синьора Хемилтон-Дайер, – он слегка обозначил поклон. – Монсиньор просил передать вам всяческое благоволение.
– Благодарю вас, – я столь же церемонно склонила голову.
Мужчина вернулся на борт, и лодка мгновенно сорвалась с места, оставив за собой длинный пенный след. Я повернулась к девушке.
– Беатриче, я полагаю? – она кивнула, не поднимая глаз. – Пойдемте, что-то похолодало. В доме будет теплее. Синьора Пальдини, попросите, пожалуйста, Джузеппину сделать нам кофе… Или чаю? В общем, чего-нибудь горячего. И по-моему, из кухни пахло булочками с кремом.
Домоправительница присела в реверансе и исчезла за дверью кухни, а я пошла к лестнице. Девушка не последовала за мной: она стояла посреди холла, на мраморном полу, выложенном в шахматном порядке темными и белыми клетками, и с восторгом осматривала сверкающие зеркала, золоченые подсвечники в рост человека, хрустальные подвески люстр. Я вспомнила, как сама приехала сюда в первый раз – месяц прошел, а кажется, я живу в этом доме всегда…
– Пойдемте, Беатриче, – я мягко взяла ее за руку. – Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вашу комнату.
Девушка посмотрела на меня. Глаза у нее были серо-голубые, огромные на осунувшемся личике. Да что их там, вовсе не кормили, что ли?
– Вы здесь живете, синьора?
– Да.
– И зачем здесь я? – голос ее был твердым; кажется, у девочки есть характер. Это хорошо.
– Я все расскажу за чашкой кофе. Если вам что-то не понравится, вы всегда сможете вернуться в монастырь.
– Вот уж туда я точно не вернусь! – ее передернуло.
– И об этом тоже расскажете.
За кофе и булочками Беатриче слегка оттаяла, и я наконец решилась спросить:
– Ну как, вы готовы поговорить?
