– Если бы об этом ходе ранее было известно, уверяю тебя, Служба безопасности его проверила бы и запечатала. А раз его не открывали четыре сотни лет, я не хочу даже предполагать, что могло завестись там, в темноте.
– Тогда что, закрываем и отдаем безопасникам?
– Ну, по правилам положено было бы сделать именно так. А ты, конечно, хочешь посмотреть сама? – Лавиния смотрела на меня с пониманием.
– Знаешь, последние тридцать пять лет, примерно с того момента, как меня отправили в школу, я всегда вела себя так, как положено, – я отошла от шкафа и присела на край стола, глядя в окно, за которым виднелась желтая стена соседнего пакгауза. – И вдруг передо мной оказывается тайна. Настоящая, первоклассная тайна, реальная, не придуманная затейниками из агентства по развлечениям. Конечно, я хочу туда пойти сама. Составишь мне компанию?
Она помолчала, что-то прикидывая, потом ответила.
– Завтра среда, и ты будешь оперировать Карло, – я резко повернулась, услышав в этих словах неожиданное согласие. – До следующего вторника мне из академии не вырваться. Значит, через неделю. И я возьму с собой ассистента, а ты потребуешь у Пьетро охранника.
Глава 5. Medico della Peste
Запирающие заклинания на чердачной двери снова кто-то тронул в мое отсутствие. Кота поблизости не было, поэтому осматривали их мы с Лавинией вдвоем.
– Снимай эту путаницу, – сказала она, наконец сделав шаг назад. – Будем выходить – я тебе покажу более экономичный вариант, а то ты сюда чуть ли не треть резерва вкладываешь. Пока магическую силу не расходуешь, ничего, а вот завтра она тебе понадобится, что будешь делать?
– Договорились, – ответила я несколько нетерпеливо. – Так кто сюда пытался войти, ты можешь сказать?
– Не могу. Такое впечатление, что сетку твою просто задели, и все. Ну, ты ж амулет для записи поставила, посмотрим потом. Открывай, меня любопытство разбирает. Люблю старые чердаки.
Сейчас над Венецией висела дождливая дымка, и на чердаке было темновато. Мы подошли к картине, я привычным жестом сняла и отложила в сторону ткань, а Лавиния щелчком пальцев зажгла магический фонарик. Со вчерашнего дня полотно не изменилось: юная герцогиня по-прежнему требовательно смотрела на зрителей, маска-moretta валялась на полу, отброшенная, а в глубине комнаты виднелось зеркало в вычурной позолоченной раме.
Госпожа Редфилд обошла вокруг портрета, прочитала надпись на оборотной стороне и вновь остановилась перед Лаурой Виченте дель Джованьоло.
– Вообще говоря, я слышала только об одном случае, когда портрет изменялся, так сказать, без участия художника, – сообщила она, не отрывая глаз от картины. – В Люнденвике, в 1892 году, знаменитый портрет Дориана Грея. Я тогда только пришла работать в Службу магбезопасности и участвовала в расследовании. Скверная была история и плохо кончилась и для художника, и для модели. Не боишься?
– Боюсь, – пожала я плечами. – Ну и что ж теперь поделаешь? Я имела неосторожность влезть в эту историю, и мне теперь кажется… только не смейся, ладно?
– Даже и не думала смеяться.
– Мне кажется, что эта девушка на меня надеется.
Лавиния повернулась и внимательно на меня взглянула.
– Экая ты… романтичная. Ладно, никаких темных следов я тут не вижу. Более того, в этом полотне вообще нет магии, только краски, холст и работа живописца.
– А в том, в Люнденвике, магия была? – жадно спросила я.
– И еще какая!
Тут я быстренько посчитала: история, упомянутая Лавинией, случилась почти триста лет назад. Мамочка моя, это сколько же ей лет? А я с ней на ты…
Видимо, мысли эти отпечатались у меня на лице, потому что госпожа Редфилд вдруг расхохоталась и похлопала меня по руке:
– Нора, я уже привыкла, что большинство окружающих младше меня намного, на целую жизнь. Меня это нисколько не заботит. Так что, ты говоришь, менялось на картине?
Записывающий кристалл показал нам только горничную, которая мыла лестницу, и Руди, наблюдавшего за ней с верхней площадки.
– Кот и задел твою сетку, – сделала вывод Лавиния. – Ладно, ты про тетрадь не забыла? Прячь ее в сейф, да мне пора. Пройдусь до своего Ка’Ботта, может, какие-то подарки куплю. Маску, например.
Она усмехнулась каким-то своим мыслям и шагнула к двери, но в этот момент в кабинет вошла горничная с пакетом.
– Вам доставка, синьора, из Ка’Торнабуони.
– Спасибо, Мария, положите на стол, – рассеянно сказала я, запирая сейф. – Интересно, что там может быть?
Под упаковочной бумагой была довольно большая коробка, оклеенная красной с золотом тканью. Подняв крышку, я вытащила из упаковочных стружек маску – белую с нанесенным серебром и лазурью рисунком каких-то фантастических растений, с длинным изогнутым носом, больше напоминающим птичий клюв.
– Смотри, тут еще что-то, – Лавиния поворошила стружки и достала флакон из молочно-белого и синего стекла, свитого в причудливый узор. Она открыла крышку и осторожно помахала на себя ладонью, стараясь уловить запах. – По-моему, апельсин и что-то вроде бергамота. Яда не чувствую, магия наложена совсем слабенькая, только чтоб аромат долго держался.
Я поднесла к флакону браслет, но и он вел себя спокойно. Взяв в руки маску, приложила ее к лицу и подошла к небольшому зеркалу, висящему на стене в простенке между книжными шкафами.
– Маска доктора, – пояснила я. – Судя по всему, старинной работы. Там записки нет?
– Есть, – Лавиния протянула мне листок, на котором четким почерком было написано: «Удачи и твердой руки. Джан-Баттиста».
– Ну вот. Видимо, пожелание перед завтрашней операцией, – прокомментировала я.
– Слушай, а ты не боишься надевать маску, поглядев на Карло? Вдруг она не захочет сниматься… – неожиданно спросила Лавиния. – Мне вот жутковато как-то делается.
– Почему-то не боюсь, – я понюхала масло во флаконе и закупорила его. – Наверное, дело в том, что с самого начала Венеция приняла меня как свою.
– Будь осторожнее, – совершенно серьезно ответила мне госпожа Редфилд. – Смотри, куда шагаешь.
Я кивнула и неожиданно даже для себя сказала:
– Куда больше меня пугают старые зеркала. И от того, что на портрете Лауры Виченте появилось какое-то зеркало, мне не по себе.
– Да, пожалуй… Только тьма знает, кто и что может поселиться в глубине старого стекла.
Меня передернуло.
Перед завтрашней операцией мне нужно было поговорить с Карло. Меня ждали к ужину в Ка’Контарини, и милейшая Джузеппина чуть было не обиделась, когда я сообщила, что собираюсь есть вне дома. Гнев на милость она сменила только тогда, когда я отдала ей распечатки рецептов креольской и каджунской кухни, присланных мисс Ла Вироль, секретаршей моей матушки.
