Выйдя из гондолы, я отправила Массимо отдыхать – неизвестно, насколько я задержусь у Контарини, и в любом случае домой меня отвезут на их катере. Беатриче, перебравшаяся в этот особняк еще вчера, пока не очень освоилась с ролью невесты и жалась к Карло. После ужина мне даже пришлось мягко попросить ее оставить нас с пациентом наедине.
Наконец двери малой гостиной затворились, и Карло устроился в кресле напротив меня.
– Волнуетесь? – спросила я.
– Уже нет, – ответил он спокойно. – В первый раз, когда пытались это снять, нервничал ужасно, а сейчас понял, что от меня уже ничего не зависит. Как будет, так и будет. А сколько продлится… операция?
– Это зависит от многих факторов. От полутора до четырех часов.
– Ну, то есть к вечеру-то я уже точно буду знать, с каким лицом мне жить дальше?
– Нет, Карло, – я покачала головой. – По окончании операции на семьдесят два часа, пока будет приживаться pellis, я погружу вас в сон. Нельзя оставлять даже малейшей вероятности, что вы заденете новую кожу.
– Понятно, – он потрогал серебряную маску на своем лице, потом, оживившись, сказал: – Я принес свой снимок, сделанный незадолго до… этого. Оказывается, он был у Беатриче.
Я взяла картинку. Очень красивый молодой человек, весело смеясь, протягивает бокал с красным вином навстречу невидимому собеседнику. Хорошее лицо, было бы здорово, если бы удалось полностью восстановить соответствие.
– Скажите, Карло, а почему вы не искали Беатриче тогда, год назад?
– Ну, тут все очень просто, – усмехнулся он. – Сперва я был в ярости и во всем винил Беа. Потом стал думать и анализировать и понял, что она-то уж точно ни при чем. Стал искать… ну, насколько мог искать с маской вместо лица. Даже у нас, в Венеции, все-таки не принято ходить в маске всегда. Отправлял слуг, просил друзей, куда-то обращался сам, но поиски мои словно упирались в стену – родных у нее нет, спрятать ее мог только брат, но он умер. Никакие официальные органы о Беатриче Каталани ничего сказать не могли.
Он встал, прошелся по гостиной, потом резко повернулся ко мне:
– Пьетро сказал мне о ваших подозрениях. Этого дурачка, Гвидо, я немного знал, и согласен: ему не по зубам такая сложная магия, как эта, – Карло вновь дотронулся до маски. – Но вот убейте, я не могу понять, кому я так помешал! Конечно, мой образ жизни был далеко не безупречным…
– Хорошо, что ты это понимаешь, – сказал вошедший в гостиную Пьетро. – Не помешаю?
– Мы практически закончили, – ответила я. – Вы хотели мне показать, где я буду работать завтра.
Взяв скальпель, я вознесла короткую молитву Бригите и сделала разрез точно по границе нормальной кожи и непостижимым образом соединенного с ней металла. Амулеты, останавливающие кровоток, исправно работали, те редкие капли, которые не улавливались, снимал тампоном Родерико Ди Майо. Я знала, что справа и чуть сзади, за щитом, отгородившим стерильную зону, стоят Лавиния, Пьетро и Беатриче. Напрасно, конечно, девушка пожелала присутствовать – зрелище будет неаппетитное. В роли анестезиолога сегодня выступал Джованни Тедеска, врач семьи Контарини. Его заботой было погрузить пациента в глубокий магический сон и следить за жизненными показателями.
Разрез дошел до конца, завершив круг, и я посмотрела на Родерико:
– Ну что, пробуем снять?
– Как ты думаешь, она полностью вросла в кожу или только по краям? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ты же понимаешь, как бы там ни было, делать надо.
И, подцепив серебряный край маски, я осторожно за нее потянула…
Много позже, вспоминая эту операцию, я понимаю, что не взялась бы за нее ни за что, ни за какие блага этого и иных миров, если бы знала, что нас ждет. Больше никогда в жизни мне не было так страшно.
Разумеется, серебро заменило кожу лица полностью, нечего было и мечтать, что это все срослось лишь по краям. И конечно, его пришлось срезать, по миллиметру проникая под треклятую маску. Амулеты не выдержали в какой-то момент, и кровь потекла сразу, заливая операционное поле. Доктор Тедеска тихо сказал: «Вот тьма, он просыпается. Придется добавлять медикаментозно!» Краем уха я услышала, как где-то, в тысяче километров от стола, раздался женский вскрик, и Пьетро раздраженно прошипел кому-то: «Уведите ее отсюда!»
– Лавиния, помогай, – рявкнула я, не заботясь уже о вежливости. – Если можешь, подпитай эти штуки!
– Попробую, – спокойный голос госпожи Редфилд прозвучал рядом, и через мгновение кровотечение уменьшилось, а потом и совсем прекратилось.
– Не могу подрезать возле глаз, – чья-то рука промокнула марлевым тампоном пот на моем лбу. – Родерико, ты не подлезешь?
– Нет, тоже не достаю, – ответил он. – Попробуем убирать маску по частям?
– Погоди, я попытаюсь подобраться воздушным лезвием, – остановила его магичка. – Его можно изогнуть до нужной формы… вот так…
Я бросила взгляд на экран, куда еще один амулет, пока исправно работающий, транслировал схему операционного поля и пройденных участков. Слава Бригите, осталось немного, зато самое сложное: нос, виски и зоны около глаз…
Наконец скальпель полетел в лоток, воздушный нож истаял, и Лавиния сделала шаг назад. Так, вроде бы все? Подняв глаза на Родерико, я спросила:
– Взяли?
И мы сняли серебряного двойника с той анатомической модели лицевых мышц, которой предстояло стать нормальным человеческим лицом.
Еще через полчаса все было закончено. Спящего Карло увезли в комнату, где ему предстояло провести ближайшие семьдесят два часа под воздухопроницаемым абсолютным щитом. Слой pellis был нанесен по точно рассчитанной схеме, в соответствии со снимком, скреплен в должных точках соответствующими заклинаниями и уже начал свою работу. Всего трое суток, и, если никакие катаклизмы не разрушат этот дом, молодой человек очнется от наркоза и будет жить нормальной человеческой жизнью.
Я проконтролировала, как Карло был устроен, сказала пару слов сиделке, поблагодарила доктора Тедеску за отличную работу и пошла мыть руки и переодеваться. Ди Майо посмотрел на часы, отказался от предложения перекусить, сказав, что хочет успеть на поезд в пятнадцать десять.
– Так давайте я открою вам портал в Медиоланум, – предложила Лавиния, о чем-то тихо разговаривавшая с Беатриче.
– Увы, – Родерико махнул рукой. – К сожалению, я абсолютно не переношу порталов, сразу же давление подскакивает до критических значений…
Проводив его до катера, я вернулась к хозяину дома и, пока мы уничтожали sarde in saor, задала вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:
– Пьетро, удалось ли найти, по кому ударил откат от проклятия? Что принесли ваши «ветерки»?
– Очень странные вести, – ответил он, откладывая вилку. – Единственный реальный ущерб – это Ка’Дамиани…
– Та самая трещина, о которой говорят даже рыбы в водах лагуны, – продолжила Лавиния.
