– Я думаю, что мы уедем в свадебное путешествие в Данию и Норсхольм, – кивнул Карло. – Там у меня живут друзья, и в Христиании уж точно в апреле солнца будет немного.
– Прекрасная мысль, – одобрила я. – Ну что же, пойдемте? Я бы хотела где-нибудь сесть и написать в деталях показания и запреты.
– Спасибо, Нора, – Пьетро обнял меня. – И вот еще один важный момент. Через две недели свадьба этого мальчишки и Беатриче, согласитесь ли вы представлять семью невесты?
– А что говорит сама девушка?
– Она согласна, – ответил Карло. – В общем-то, если бы не вы, она бы в этом монастыре и до лета не дожила, я так думаю.
– Ну что же… Родственников у нее нет, ничьего места я не займу, так что – да, согласна!
Мы вышли в коридор, и от стены тенью метнулась Беатриче, схватила Карло за руки, вглядываясь в лицо, и наконец радостно рассмеялась:
– Совершенно такой! Синьора!.. – она присела передо мной в глубоком реверансе.
– Пойдем, милая, – обнял ее жених. – Тебе тоже нужно выслушать все, что скажет доктор Хемилтон-Дайер.
Ка’Контарини я покинула уже поздним вечером. Слегка нетрезвая и перегруженная информацией о своих обязанностях в качестве представительницы стороны невесты. Что нужно делать и что категорически нельзя, какое должно быть у меня платье на венчании и на приеме, что подавать правой рукой и что левой – все детали смешались в моей памяти в разноцветный клубок. Ну и ладно, на свежую голову расспрошу Франческу, она истая латинянка, все должна знать. Я сладко зевнула, представляя себе, как приму душ, полчасика послушаю музыку и лягу спать. В этот момент за открытой шторкой кабины я увидела гондолу, поравнявшуюся с моей и двигавшуюся. Гондольер что-то крикнул Массимо, тот ответил – оба говорили на местном диалекте, почти непонятном для меня. Кабина этой гондолы была наглухо закрыта темными плотными занавесями. Я невольно обратила внимание на небольшой золотой герб на дверце: павеза, рассеченная вертикально, с соколом в левом поле и оливковой ветвью в правом. Где-то я слышала о таком гербе, но вот где? Есть там внутри кто-то, отдавший лодочнику приказ, или, может быть, этот молодой человек просто знакомый Массимо? Тут шторка отодвинулась, и в окошке я увидела человека в бауте и треуголке. Невозможно было даже понять, мужчина это или женщина; впрочем, а для чего ж еще и придумывали бауты, если не для того, чтобы носящий ее оставался неузнанным?
Чужая гондола прижалась к моей практически вплотную, и я услышала учащенное дыхание неизвестного, почувствовала даже запах духов, резкий и горький. Рука в белой перчатке ловко перебросила мне на колени конверт, шторка задернулась и черная длинная лодка мгновенно, без рывка или всплеска весла, ушла вперед. Почти сразу же я почувствовала, что Массимо остановился возле причала, а через мгновение он открыл дверцу и встревоженно спросил:
– Синьора, вы в порядке?
– Пока да. Что это было, Массимо? – спросила я несколько заторможенно. Могла бы и не спрашивать, и так понятно, что таким образом признания в любви не передают, так что угрозы, скорее всего…
– Тот гондольер предупредил меня, что его хозяин настроен очень решительно и чтобы я не пытался уйти. Вам, мол, хотят только передать известие.
– Ну, ты и не стал пытаться… я поняла.
– Нет, синьора, вы именно что не поняли. На веслах той лодки был Антонио Лукани, он трижды побеждал в гонках. Я бы все равно не сумел, от него не уйти. Он поклялся, что вам не причинят вреда.
– Если ты знаешь его имя, значит, знаешь, как зовут хозяина? – оживилась я.
Массимо только покачал головой.
– Антонио перешел к другому proprietario, и никто не знает к кому.
– Ясно. Ладно, Массимо, поехали домой.
– Слушаюсь, синьора!
Он исчез, и гондола отошла от причала. Я задумчиво повертела в руках конверт. Заклеен, вроде бы никакой магией не веет, а там кто его знает? Если б я еще умела это определять! Нужен кто-то из серьезных магов. С Пьетро я рассталась полчаса назад, и, судя по его состоянию, он немедленно отправился спать; кстати, у меня самой легкое опьянение прошло, будто я не пила вина неделю. Лавиния будет здесь только во вторник. Так, минуточку! Лавиния – это Служба магической безопасности. В Венеции глава этой Службы Джан-Марко Торнабуони, младший брат Джан-Баттисты. Так какого же Темного я торможу?
Набрав номер на коммуникаторе, я выждала несколько мгновений, пока пойдут гудки. Один, два, три… Вот же тьма, неужели он занят? Ну, понятно, вечер субботы, мало ли что…
Но тут сигнал в коммуникаторе прервался, на экране появилось раскрасневшееся лицо Джан-Баттисты, и его встревоженный голос спросил:
– Нора, что-то случилось?
– Все в порядке. Ну, почти. Я… мне нужно поговорить с Джан-Марко. Это возможно?
– Минутку, – он исчез, уступив место старшему брату, впрочем, такому же взмокшему. В футбол они там играют, что ли?
– Джан-Марко, я получила странное письмо, и опасаюсь его вскрывать, – сказала я быстро. – Вы могли бы…
– Я буду у вас через час, – тут же ответил он. – У вас найдется противоударный бокс Коркорана?
– Вряд ли.
– Тогда… знаете что, суньте письмо в сейф и уйдите из кабинета. Пожалуйста. Я скоро буду.
В сейф! В кабинете! А если оно взорвется? Мои лаковые шкафы с очаровательными китайцами и золотыми карпами, мой компьютер, моя новая зеленая лампа!..
Я мысленно дала себе подзатыльник, пообещала Джан-Марко, что все сделаю, и отключилась.
Гондола остановилась у причала Ка’Виченте, я вышла, поблагодарила Массимо, и тут у меня будто что-то щелкнуло в памяти. Ну, конечно же – рассказ Беатриче, злое лицо Чинции, неизвестный нобиль – любитель молоденьких девочек, вот почему рисунок показался мне знакомым. Такой же герб девушка видела на подушках гондолы, и Пьетро собирался выяснить, кому же он принадлежит. Как все странно сплетается…
Братья Торнабуони появились в Ка’Виченте даже меньше чем через час. Это время я провела в будуаре за чашкой, кажется, ромашкового чая; не знаю, что именно принесла мне синьора Пальдини. Вполне могла принести цикуту, я бы и ее выпила, не заметив. Несколько успокоил меня Руди: пришел, прыгнул ко мне на колени, потоптался, чувствительно выпуская когти, лег и боднул руку лбом – чеши! Вот сорок минут я и чесала…
Джан-Марко попросил меня открыть сейф, надел на руку какую-то металлизированную перчатку, достал письмо и положил на стол. Пара пассов, шепотом сказанная формула, и маг расслабился, будто пар выпустил.
– Чисто, Нора. Не могу ничего сказать о содержании, но никаких магических ловушек нет. Будете читать?
– Да. Спасибо, Джан-Марко, – я протянула руку, взяла письмо и снова повертела его в руках. Почему мне показалось, что от него исходит угроза, чего я так испугалась, будто буки, прячущейся под кроватью? Вскрыла конверт и вытащила длинный листок. Четкий почерк, черные чернила, хорошая дорогая бумага.
