Он уехал с площадки, не дожидаясь сообщения об окончании съемочного дня и до позднего вечера бесцельно ездил по городу. Несколько раз его машина будто заговоренная направлялась по одному и тому же маршруту. Он выходил во двор знакомого дома, выкуривал сигарету, всматриваясь в прямоугольники окон, выискивая среди них одно единственное, то, которое все время оставалось молчаливо-темным.
Хотел ли он получить ответы на грызущие изнутри вопросы? Вряд ли. Вера показала свое отношение к их общей истории, сделав ее достоянием тысяч, а может и миллионов посторонних глаз. Для них это – еще одна разгаданная тайна. Для него это было едва ли не целой жизнью.
Марк завел мотор, выключил надрывающийся телефон и поехал домой.
Он еще не знал, что очень скоро ему предстоит вернуться в свои ночные кошмары уже наяву.
Тринадцать лет назад
– У нас все серьезно. – Мишка чертил что-то в тетради, и когда Ника попыталась заглянуть через его плечо, закрыл рисунок локтем. – Никто из-за тебя одной назад не повернет.
– Да поняла я. – Показывать, что ей страшно, Ника не хотела. Она не слишком верила в магию, а вот кладбищ боялась очень. Если бы не малюсенькая надежда: авось и правда желание исполнится? – ни за что бы не увязалась за братом. – К тому же, я слышала, что от самого кладбища давно ничего не осталось. Можно представить будто просто выбрались на природу.
– Может и не осталось, – не стал спорить Мишка, – а вот призрак никуда не пропал.
– Какой еще призрак?
– Проклятого монаха. Какой же еще? – он делал вид будто очень увлечен своим занятием, на самом же деле исподволь наблюдал за реакцией сестры: не испугалась ли? Мишка совсем не хотел брать ее с собой. Девчонка может все испортить. Они те еще трусихи.
– Глупости какие, – фыркнула Ника. – Откуда бы ему взяться, монаху твоему?
Мишка закрыл тетрадь, еще раз намекнув на важность и секретность ее содержимого и развернулся всем корпусом.
– А развалины монастыря ты видела? – он прищурил глаза, слегка склонив голову набок. – В монастыре кто жил? Правильно, монахи жили.
– Всем давно известно, не было никакого монастыря. – Ника подбоченилась. – Там всегда находились склады. Монастырь всего лишь местные байки.
– А вот и нет! – Мишка схватил свою тетрадь и потряс ею в воздухе. – Здесь вся информация. – он сказал это с таким видом, будто открыл государственную тайну под грифом «секретно».
– Это обычная тетрадь.
– Сама ты обычная. – Мишка насупился, будто тетрадка и правда была для него чем-то очень важным, а Ника своим пренебрежительным тоном смертельно его оскорбила. – Уж куда интереснее твоего глупого дневника с сердечками.
Ника открыла рот, проглотив заготовленный ответ, да так и застыла. Мишка же, поняв, что ляпнул лишнего, принялся тараторить на одном дыхании:
– Я его не открывал даже! И вообще, нечего свои вещи разбрасывать там, где нормальные люди ходят и могут их случайно увидеть. Ну чего ты так на меня смотришь? Говорю же – не открывал я его!
Это был настоящий удар под дых. Ника почувствовала, как задыхается, перед глазами замелькали черные мушки. Ладони моментально вспотели, пришлось вытереть их об юбку. Сердце ухнуло вниз, предварительно оборвавшись, но странным образом отстукивая где-то в висках.
Дневник для нее шестнадцатилетней был самым дорогим сокровищем. Его не должны касаться чужие руки, его откровения не для посторонних глаз. Это все равно что раздеть саму Нику до гола и поставить на городской площади зевакам на потеху. Так она себя и чувствовала в тот момент: голой и опозоренной.
– Отдай! – Слова больно оцарапали горло.
– Где оставила, там и возьми. – Мишкина дерзость вернулась и встала с ним плечом к плечу. – Ничего нового там все равно нет, – добавил он, чем буквально добил Нику.
Ей показалось, будто на нее упал потолок, придавил всем своим весом. Вот только она не умерла, а хотелось бы наоборот.
– Я сейчас же расскажу все маме. Ты никуда не пойдешь!
– Ну и иди жалуйся! Мне все равно! Дождусь, когда у матери будет дежурство и все равно сбегу.
– Не сбежишь! – Злость и обида туманили мысли, заставляли говорить то, о чем она не думала. – Я буду следить за каждым твоим шагом, добьюсь, чтобы из школы ты сразу же шел домой. Стану лично провожать тебя до класса и встречать после уроков. Пусть все думают, что ты…
– Ну и пусть! – грубо перебил он. – Я и сам уже хотел отказаться. Ничего там нет интересного. – В неожиданном смирении брата было нечто, что покоробило ее, но затуманенный разум не смог вычислить, что именно, и Ника просто кивнула.
Она уже собралась уходить, когда Мишка вдруг окликнул ее. Она обернулась и увидела, что он протягивает ей свою «тайную» тетрадь.
– Я не буду уподобляться тебе и читать чужие секреты.
– Никто и не просит тебя читать. Но раз мне теперь нельзя выходить из дома, хочу попросить тебя передать тетрадь владельцу. И мне правда очень стыдно, что я взял твой дневник.
Раскаивающийся вид брата казался настолько убедительным, что она даже пожалела о своей резкости. Она и впрямь бывала рассеянной, запросто могла оставить дневник в таком месте, где Мишка его совершенно случайно обнаружил. Выходит, зря накинулась? Теперь уже Нике сделалось стыдно за свое поведение. Она забрала тетрадь и пообещала исполнить просьбу.
– Можешь прочитать, если захочешь, – «милостиво» разрешил Мишка. – На самом деле там нет ничего интересного. Так, план дороги и список вещей для похода.
– Говори адрес.
Ника стояла у двери, матово-черной, со сдержанным геометрическим орнаментом по краю. Почему-то она никак не могла решиться позвонить, хотя палец уже завис на уровне звонка и указывал точно в прямоугольную клавишу с отполированным множеством прикосновений кружком по центру. Кончик пальца холодило, казалось, будто она касается кубика льда. Или в кнопке на самом деле спрятана острая игла старого веретена, от укола которого она заснет вечным сном, а принц не приедет пробудить ее поцелуем истинной любви. Все принцы остались жить на страницах сказок, да и она никакая не принцесса.
«Что за глупости!» – одернула саму себя Ника. Даже разозлилась, стоит как дура с занесенной рукой. Не ровен час, выйдет кто-то из любопытных соседей и прогонит ее прочь. Откуда вообще взялась эта странная робость? Ей всего и нужно, отдать несчастную тетрадь.
Ее не ударило током, игла не вонзилась в мягкую подушечку пальца. Трель звонка промчалась по проводам и радостно заголосила где-то в глубине квартиры. Ника набрала воздуха, как перед прыжком в ледяную воду, но когда механически щелкнул замок и дверь почти бесшумно открылась, она едва не забыла выдохнуть.
