– Иди. – Он, даже не обернувшись в сторону друга, подтянул колени к груди, обхватил их жилистыми руками.
– Хорош, братан! – белобрысый Женька, похлопал приятеля по плечу. – Если разыграть нас решил, я готов признать – мне страшно. Девчонка вон дрожит как осиновой лист. Не жалко тебе ее?
Из угла палатки раздалось возмущенное фырканье да сверкнули зеленые глазищи.
– Ты все круто придумал, – Женька придвинулся ближе, – особенно с мафоном
[1]. Не знаю, как у тебя получилось, но было жестко. – Натужная улыбка внезапно сползла с его лица, он весь подобрался, готовый вскочить на ноги. – Слышали? Там кто-то ходит!
– Не смешно, Женек! – Марк качнул головой, убирая в сторону отросшую темно-русую челку. – Я знаю, что там никого нет. И ты прав, надо возвращаться.
– Он не бросил бы меня. – От негромкого голоса парни напряглись. Никто из них не заметил, когда закончился дождь. Тишина казалась неестественной, жуткой какой-то. – Он без меня не уйдет.
– Плохо ты своего братца знаешь! – Женька натягивал свитер через голову и успел сунуть руку в один рукав. – За сосиску родину продаст. Обратила внимание, как еды не стало, так и Толстый свинтил?
– Идите, я здесь останусь. Подожду до утра и начну его искать. – Она говорила, а взгляд ее застыл на уровне переносицы Марка. – Ну, идите же!
– Лучше бы дома сидела! – Женька подтащил к себе рюкзак, принялся собирать вещи, не переставая ворчать да исподлобья пялясь на девчонку.
Потом вдруг не выдержал, откинул полусобранный рюкзак в сторону и выкрикнул зло:
– Зачем ты только увязалась за нами?! Из-за тебя все! – обвинение, даже по убеждению Женьки, казалось беспочвенным, но ему нужно было высказаться.
– Не твое дело! – Девчонка вытерла нос тыльной стороной ладони и демонстративно отвернулась.
Женька махнул на нее рукой, беспомощно переводя взгляд с полусобранного рюкзака на Марка. Тот явно шел на поводу у соплячки. Чего доброго, еще решит заночевать здесь. Мало им приключений, теперь еще и от предков влетит. Он мечтал поскорее оказаться дома, в тепле и безопасности. Что не говори, а место это наводило на него оторопь.
Еще Марк со своими дурацкими приколами! Ничего, с этим он обязательно разберется и придумает, как отомстить за глупые шуточки. Теперь главное – поскорее отсюда убраться.
И все же шорохи снаружи точно не галлюцинация и не игра разыгравшегося воображения. Он видел лицо Марка, нет не напуганное, он никогда не подставится перед девчонкой и не покажет своего истинного состояния. Скорее удивленное что ли? Если только Марк снова не решил разыграть его и не сговорился с Толстым заранее. Неужели он попался как последний болван? Друг называется!
Женька почувствовал, как внутри закипает волна злости.
Возня снаружи повторилась, слышно стало отчетливее. Кто-то быстро прошел совсем рядом с палаткой и затаился. Девчонка дернулась, но Марк удержал ее и зажал рот ладонью. Девчонка вцепилась в его локоть и смотрела теперь расширившимися от ужаса глазами.
– Слышал? – прошептал Женька. Марк кивнул, убрал ладонь от лица трясущейся соплячки и жестом велел ей молчать.
Только девчонка вцепилась в него мертвой хваткой, как утопающий за торчащую с берега корягу. Глаза ее опасно заблестели, губы дрожали, а на бледном лице проступил румянец.
– Я посмотрю, что там и вернусь.
Марку все же удалось отцепить от себя ее руки. Говорил он спокойно, не повышая голоса, за что его хотелось ударить. Нашелся герой.
– Скорее всего, твой брат вернулся и решил нас немного припугнуть. Сейчас мы дадим знать, что рассекретили его, и все вместе пойдем по домам. Ничего не бойся.
«Ничего не бойся!» – передразнил его про себя Женька. Сначала говорит, что ее полоумный братец пришел всех напугать, а потом сам же успокаивает. Чтобы он снова приехал в это захолустье, не в жизнь! Лучше пусть родаки его на все лето в лагерь отправят, там хоть спокойно.
Между прочим, уже глубокая ночь, а им пилить три километра. Днем такое расстояние кажется незначительным, теперь же у них один фонарь, и тот едва живой.
Женька закипал, пусть и старался не показывать своего состояния, но сжимающиеся и разжимающиеся кулаки, наверняка, сдавали его с потрохами. Плевать.
Ему было невдомек, почему Марк носится с этой пигалицей. Чего он в ней нашел? Рыжая, с усыпанным брызгами веснушек крошечным носиком на бледном худющем лице. Глазищи, что у той кошки, – зеленые и в темноте светятся. Инопланетянка, а не девчонка. Да вся она какая-то несуразная. Вон и платье болтается как на вешалке. А коленками можно огород вспахать, настолько они у нее острые.
– Вдруг там не… он? – девчонка произносила каждое слово с надрывом, как доморощенная актриса со сцены, что лишь сильнее дразнило Женьку. Она уже не просто раздражала, а поднимала внутри него волну ярости.
– Я с тобой, братан. – Женька покопался в рюкзаке и достал складной нож. – Это так, на всякий случай.
Лезвие с сухим щелчком выскочило из рукояти. Женька взмахнул ножом, рассекая воздух и зловеще провыл:
– Мало ли что там снаружи.
По-дурацки вышло. Он и не хотел вовсе, а все же сделал.
Девчонка испугалась. Побелела, что стало заметно даже при тусклом свете. Веснушки же, наоборот, проступили так ярко, точно каждая стала подсвечиваться изнутри.
Женька хмыкнул, оставшись довольным вызванным эффектом, и первым выбрался из палатки.
Снаружи оказалось очень холодно. Он обхватил себя руками и принялся энергично растирать моментально покрывшуюся мурашками кожу.
Лес вокруг виделся враждебным: кряхтящие исполины вековых сосен, точно корабельные мачты в шторм, раскачивались и скрипели. В какой-то момент Женьке показалось, что сама земля закачалась под ногами, будто он и впрямь оказался посреди открытого океана на ненадежном суденышке. Невольно в голову полезли мысли о несчастьях от женщин на корабле. Эх, с каким бы удовольствием он выбросил девчонку «за борт».
Только думать нужно было раньше, теперь уж чего!
В крови бурлил колючими пузырьками страх, смешанный со злостью, превращаясь в гремучую смесь, толкающую на безумства. Женька быстрым шагом обошел палатку, стараясь не думать о возможной опасности.
Из-за туч выползла жирная луна, чуть желтоватая, от того и света давала меньше, чем хотелось бы. Но теперь хотя бы не нужно опасаться споткнуться о торчащий из земли корень. Да и при свете, пусть и таком тусклом, страх как-то отступает.
