– Эта гнида толкнула меня с крыши, – голос Воронова прогремел громом среди ясного неба. – Если бы не… Если бы я не успел зацепиться за арматуру, не стоял бы сейчас перед вами.
– Я не толкал! Клянусь, не толкал! – Игнат Сергеевич верещал раненым поросенком, продолжая отступать. – Я только хотел подойти, когда он вдруг взял и сорвался. Я не стал бы! Не смог бы я!
– Он говорит правду. – Боря вышел из-за спины Воронова. – У меня есть доказательство, я все снимал.
Теперь, когда он больше не закрывал лицо ладонью, стало видно, как опухла его щека, а под глазом налился багровый синяк.
– Это он тебя?
– Нет, – покачал головой Боря. – Там был какой-то бугай, он налетел, я даже опомниться не успел. Вспышка и темнота. Когда очнулся, надо мной склонился он, – кивнул в сторону притихшего Воронова. – Бугай исчез. Я его даже толком не рассмотрел. Помню только – огромный и седой.
– Так мы его видели, – оживился Кесарь, не подававший до того признаков своего присутствия. – Помните, когда только приехали, он сидел в лодке и пытался грести. – Огляделся по сторонам в поисках подтверждения своих слов. Народ неуверенно закивал. – Выходит, он и столкнул?
– Говорю же, нет. – Боря зашипел от боли, тронул опухшую скулу. – Сказал ведь, я все снял. Никто его не толкал, сам оступился.
– Так давайте посмотрим запись. – Это уже Игнат Сергеевич. – Чего гадать и наводить напраслину. Включайте камеру, Борис.
Боря присел на корточки, поставил камеру на землю. Сначала она никак не желала включаться, как объяснил оператор, повредилась при падении, но вот, наконец, на крошечном мониторе появилось изображение. Звука не было, но он и не нужен, главное картинка.
Воронов стоял слишком близко к краю крыши, вертелся, что-то говорил, по крайней мере губы его шевелились. А потом зачем-то шагнул назад и через секунду пропал из кадра. Камера упала, изображение дернулось, но съемка не прекратилась. Объектив оказался направлен в сторону входа на крышу. Дверь открылась и на крышу вошел человек. Видны были лишь его ноги, облаченные в странные штаны свободного кроя. Но и они быстро исчезли из кадра.
– Борь, перемотай на тот момент, когда он упал, – попросила Вера. – Вот, стоп! Давай на две секунды назад.
Видно было, что Боре неприятно выполнять ее просьбы, ведь она старалась не для себя, а для Воронова. И все же он послушно делал, что она просит.
– Здесь изображение будто смазывается. – Вера ткнула пальцем в нужный момент видео. – Камера при этом статична. Какой-то дефект?
– Вряд ли, – пожал плечами оператор. – Она новая совсем, не должно быть никаких дефектов. Сейчас гляну. – Он снова промотал на время, когда Воронов еще стоит на крыше, а в следующий момент его нога соскальзывает. – Да, странно. Будто и правда кто-то подошел и толкнул, мне кажется, я видел прозрачный силуэт.
– Я все же склонна думать о неисправности. – Вера посмотрела на Борю. Перевела взгляд на Воронова, который не участвовал в общем просмотре и все время стоял чуть в стороне, изображая безразличие. – Игнат Сергеевич действительно не виноват.
– А у вас были сомнения, милая барышня? – Мужчина материализовался возле нее, чем напугал. – Думаю, мы можем замять сие недоразумение. Не станем, как говорится, выносить сор из избы. Вы согласны со мной, Вера Павловна?
Она прекрасно понимала, на что намекает скользкий тип, и у нее появился выбор. Дать ход делу, довести до увольнения Воронова, потому как подобное точно не получится спустить на тормозах. Либо же отдаться на волю шантажиста. В первом случае могла пострадать ее карьера, во втором уже понесло убытки самолюбие. Между тщеславием и гордостью с большим отрывом победило первое.
– Согласна, – сквозь зубы произнесла Вера, возненавидев Воронова еще сильнее.
Игнат Сергеевич сиял медным самоваром, довольный одержанной победой. Потерявшие к происходящему интерес актеры вернулись к работе.
Воронов же в своей неизменной манере просто исчез, наплевав на всех.
* * *
Умирать страшно. Почему-то Марк задумался об этом уже стоя на твердой поверхности. Пока висел над пропастью, мысли были, о чем угодно, только не о смерти. Точнее, смерть фигурировал как некий побочный эффект, но в первую очередь не хотелось испытать боли. Наверняка, отключиться сразу не получилось бы, и он еще какое-то время пролежал бы на выщербленном асфальте, корчась и строя некрасивые гримасы. Да и сам способ ухода из жизни не слишком эстетичный. Возможно, ему бы повезло, перелом позвоночника или сразу пробитый череп, даровали бы легкий уход. Хотя, про позвоночник уверенности не было, он все же не врач. Может, и с черепом ошибся.
А еще говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами. И здесь два варианта: либо его жизнь никому не интересна, что ему ее решили не показывать на перемотке, либо он сам не считал ее таковой. Только когда последние два пальца ослабли и отпустили железяку, он понял – вот и все.
Нет больше Марка Воронова.
Полет не занял и пары секунд. И здесь не позволили насладиться.
Когда его схватила сильная рука, Марк догадался: потащат в ад. Вот бы рассказать кому, какие сильные в аду черти. Лица у них почти человеческие, только злющие не в меру. И седые они, эти черти.
Много он видать нагрешил, если даже черт его ненавидит. А этот ненавидел совершенно определенно. Вон как смотрит. Будь его воля, небось не ловил бы, скинул сразу в яму с кипящей смолой.
Черт хрипел, тянул Марка на себя, а он ничем ему не помогал. Зачем что-то делать, если уже все закончилось. Впереди вечность, полная лишений и страданий.
Стоп, разве в аду так светло? И совсем не жарко, даже комфортно. Так может, еще не решена его судьба и вместо адских мук можно выбить себе поблажку?
Вот здесь ему очень захотелось жить. Как бы договориться с нечистью, выбить себе еще несколько десятков лет там, на земле. Он даже с крыши сверзиться готов, только бы теперь не насмерть, а с увечьями. Полежит в больничке еще полгодика, ему не привыкать. Зато потом все с чистого листа начнет.
Что же за дрянь такая – человек, если он не ценит того, что ему дано кем-то свыше? И только, лишившись дара, начинает сожалеть и торговаться. Заслужил ли он в таком случае помилования? Вряд ли.
– Заснул ты там, что ли? – Черт попался образованный, русским языком владел отлично. – Повис мешком, зараза! Карабкайся, давай.
Марк будто очнулся. Никакой перед ним не черт, а обычный человек.
Это уже потом, лежа на крыше и жадно хватая ртом воздух, он вспомнил, где мог видеть здоровяка. Хотел поблагодарить, заодно расспросить осторожно, кто он такой и что здесь делает, но того и след простыл. Здоровенный бугай двигался с грацией балерины и бесшумностью ниндзя.
Главное, что от него не стоит ждать какой-то угрозы. Вряд ли он помог выбраться Марку для того, чтобы после прихлопнуть его самолично. Скорее всего, он бездомный и это он оставил застеленную кровать в одном из номеров бывшего пансионата, посеяв панику среди съемочной группы. Версии звучали одна фантастичнее другой. По факту же пришли какие-то люди и спугнули человека. А он вместо того, чтобы разозлиться, спас жизнь одному из них.