– Матушка! – крик ударил по ушам. – Пощади!
– На рассвете проведем обряд. Отведите ее в дом. Этого заприте где-нибудь.
Не говоря больше ни слова, развернулась и пошла прочь, увлекая за собой остальных. Они тащили его любимую как на заклание, он же шел сам, ведомый невидимой силой. Руки, ноги будто опутало веревками, только как ни старался он их рассмотреть, не увидел. А язык так и вовсе отсох.
Прошли всего ничего, остановились. Впереди только поле широкое простиралось. Чего встали, не ясно. Только бабы вдруг стали одна за одной шагать и пропадать прямо в воздухе.
Когда до него дошла очередь, противиться не смог, только глаза зажмурил. А как открыл, обомлел. Не было больше поля, а была деревня. Большая, богатая.
Так вот где они все жили. Свою-то голубку он у реки встретил. Никогда не ходил на здешний берег, потому как под строжайшим запретом место для монастырских было. Увидел и пропал.
Неделю не поднимался с колен, молился, просил очистить от греховных мыслей. Да пустое все. Сам не понял, как уже в лодке очутился.
Долго так он плавал, потом молился и снова шел к реке, пока она сама его не окликнула.
Ох и горячи оказались ведьмовские губы, а ласки так и вовсе жарче адского пламени. Разве может кто против такого устоять? Вот и он не смог.
И теперь по его вине ту, что любит и за которую не задумываясь голову сложит, на рассвете казнят. Он слышал разговоры, знал, что сам навлек беду.
Проклиная себя, монастырь и всех, кто разлучил его с любимой, он обратился к тем силам, имен которых и вслух никогда не произносил…
Серая тень отделилась от его тела, встала в сторонке молчаливо. Ждет. Чего ждет – ясное дело! Он сказать не смог, кивнул только. Серый осыпался прахом.
Как он пережил ночь, сам не знал. Только утром услышал крики и стоны. И когда ворвалась к нему любимая, бросился со всех ног, не сразу сообразив, что нет больше на нем заклятия.
Хотел поцеловать, а она отстранилась, сказала горько:
– Ты не меня предал, ты любовь нашу на растерзание отдал. Мне теперь никогда не вернуться в родной дом, тебе же быть его пленником.
– Что же ты говоришь такое, родная? Я ведь всю ночь здесь и пробыл, не мог пальцем шевельнуть до самого твоего появления.
– Твои братья пришли на рассвете. Они жгут наши дома, убивают моих сестер. Выйди, скажи, чтобы прекратили.
– Они не могли сюда попасть! – Он бежал, не веря сказанному. Только запах гари сразу с ног сшиб.
– Не могли. Им кто-то помог, открыл заслон. И ты знаешь кто.
Братья вели себя точно звери. Он смотрел и не видел больше кротких послушников, но видел кровожадных душегубцев. Они никого не щадили, даже малых детей. И когда нож того, с кем он еще недавно делил один кусок хлеба на двоих, вошел в его живот, стало как-то легко. Он решил будто искупил вину.
Как же он ошибался.
Умирая, он видел ее лицо, искаженное криком. Он тоже кричал. Не от боли, от тоски, что поселилась в сердце. А она вдруг склонилась и поцеловала его, даря облегчение. Прошептала:
– Дыши, родной. Дыши. Я тебя не оставлю. Ты не будешь там один.
Ничего не помогло. Он умер.
Брел в чернильной темноте, слышал стоны, вой, скрежет зубовный. Его ад оказался страшнее того, о чем говорил настоятель. В аду он был один. Без нее.
И когда его вдруг дернули, потащили куда-то, он захлебнулся новым криком, а услышал вороний клекот, вырывающийся из его собственного горла.
Взмахнул невесть откуда взявшимися крыльями, закружил над рекой, видя, как она меняет свой цвет, напитываясь кровью.
Он многое теперь видел, оставаясь совершенно слепым. Видел границу выжженной деревни, видел Серого, блуждающего без всякого смысла. И то, как старец, порицавший его когда-то, шепчет слова заклинания, но не молитвы, в тщетной попытке защититься от восставшей реки. Огромная волна поднялась и смыла с лица земли его бывших соратников и братьев, утащила в темную бездну.
Не видел он лишь ту, что любил и предал.
Его ад никуда не делся, он остался навечно с ним.
15
Вера тормошила тело Марка, понимая, что слишком поздно пришла. Она уже не кричала, не звала на помощь. Все равно никто не услышит. Осознание пришло внезапно, как озарение.
На середине реки все так же покачивалась лодка, человек в ней оставался неподвижным. Странно, что ее не уносило течением, вон оно какое быстрое.
Когда на плечо легла рука, Вера не испугалась, обернулась и увидела Алдану.
– Времени мало, – сказала она. – Ты готова?
Вера не понимала, к чему она должна быть готовой, просто кивнула. В ту же секунду зашевелился человек в лодке, взялся за весла. Ворон взлетел и кружил где-то в небе.
Когда лодка причалила к берегу, из нее на берег ступил бугай. Он молча подошел, склонился и подняв мертвого Марка на руки, пошел обратно. Вера рванулась за ним, но Алдана мягко ее остановила.
– Зачем он его забрал? Куда?
– Скоро все узнаешь.
Что происходило дальше, Вера не поняла. Она просто знала, что и как нужно делать. Она видела все происходящее с ней со стороны и ничего не могла предпринять, только наблюдать.
Скинув с себя одежду, Вера шагнула с берега в воду. Она ощущала прохладу босыми ступнями, но ожидаемое погружение не наступало, а ведь глубина начиналась сразу у берега. Только ей глубина оказалась не страшна, она шла по серебряной лунной дорожке, как по обычной тропинке. Иллюзия или правда, но ее волосы с каждым шагом удлинялись и меняли цвет, делаясь из рыжих темными, практически черными.
Лунный свет лег на плечи прозрачной сетью, и от плеч до пят опустилась невесомая ткань то ли платья, то ли сарафана.
Ворон резко начал снижаться, когда Вера почти подошла к лодке. Человек, сидевший на веслах, исчез. Мужчина лежал на дне лодке, бледный до синевы. Нож торчал из его правого бока без движения.
Марк не дышал.
Шагнув в лодку, Вера присела рядом, стала гладить его по волосам, шептать нечто успокаивающее. Над рекой потекла тихая песня. Колыбельная.
– Ты река возьми его. Пусть он спит на дне глубоком. Унеси скорее вдаль, все что…
– Нет! Борись! – раздалось с берега, и Вера будто очнулась.
Теперь она понимала, что находится в лодке сама, та, что завладела ее телом ушла. А вот ее сила осталась.
Сначала положить ладонь на рану. Так, хорошо. Серебристое свечение окутало руку до самого локтя. Лодка качнулась или он дернулся? Некогда думать, нужно продолжать, вливать силу. Душа еще не покинула тело. Теперь Вера видела это так же отчетливо, как собственное отражение в воде.
