Милония Цезония была… мягко говоря, грубовата. Надеюсь, мои слова не покажутся слишком злобными, тем более что она мне очень нравилась. Если поставить ее рядом с преторианцем в белой тоге, то трудно решить, кто из них менее женственен. В ее присутствии даже я, в своем скромном одеянии и со строгой прической, выглядела кокеткой. Происходила она из малоизвестного рода, в котором отдавали предпочтение ратному делу, и это передавалось не только по мужской, но и по женской линии. Ее более знатный сводный брат Корбулон уже прославился как боевой командир. В последний раз я видела его в компании с мужем Агриппины на том ужасном пиру в Палатине. Милония имела резкие черты лица и буйную, непокорную гриву волос, с которой ее рабы, как ни старались, справиться не могли. При широких плечах и крупных конечностях она обладала узкими бедрами, что противоречило образу римской матроны и не обещало успехов в деторождении.
Тем не менее она уже была замужем за претором, умершим год назад, и родила от него троих детей, крепких и здоровых. Если подбирать жену, исходя из ее способности произвести наследника, то Милония – отличный выбор.
При ее мужеподобных чертах и прямолинейных манерах это был самый обаятельный и приятный человек из всех, кого я знала. Достаточно обменяться с ней парой слов, и все ее физические несовершенства исчезали. В неказистом теле жила прекрасная душа. И что самое потрясающее – она без ума любила Калигулу, это было ясно с первого взгляда.
Сводный брат Милонии вернулся из Далмации, где правил до начала лета, увидел, что происходит в сенате, и совершил невероятно смелый поступок. Корбулон пришел к Калигуле и поговорил с ним как мужчина с мужчиной, заявив, что чистку развращенного и зажравшегося сената он одобряет, но предупредил: пора остановиться. Император вырезал нарыв и удалил сгнившую плоть. Если продолжать резать здоровую плоть, то это только ослабит Рим. Корбулон поклялся в верности императору – с единственной оговоркой, что никогда не станет выполнять приказы, идущие вразрез с благополучием Рима. Когда мне передали его слова, то я решила, что Корбулон наверняка распрощался с головой на Лестнице Гемоний. Как ни странно, его прямые речи понравились Калигуле. По слухам, он сказал, что если бы в римском сенате было пятьсот корбулонов, то император уже не понадобился бы.
Вот так семья Милонии возвысилась из относительной безвестности и стала одной из самых влиятельных в империи, а выступление Корбулона положило конец систематическому уничтожению сената, по крайней мере на какое-то время.
К концу августа, когда состоялась свадьба, стало очевидным кое-что еще: Милония была беременна. И размер ее живота подсказывал: дитя было зачато не просто накануне брака, а месяца за четыре до него. Так тайные свидания Калигулы и Милонии стали достоянием публики, однако мой брат совсем не прятал этот факт от мира. Обычно в подобных случаях жену старались отослать куда-нибудь к далеким родственникам, чтобы родила незаметно для всех. Калигула же был в таком восторге от грядущего события, что показывал Милонию с ее животом всем и каждому. Те же, кто посмел бы выразить неудовольствие нарушением этикета, молчали в надежде на то, что появление законного наследника принесет в империю спокойствие.
Бракосочетание проходило во дворце, который в честь торжественного события пышно украсили. Вообще все свадебные церемонии Гая очень отличались друг от друга. Его первую свадьбу организовал Тиберий, и она стала частью тройной церемонии. Вторая состоялась скоропалительно, в присутствии самых знатных лиц Рима и под сенью вещих знамений. Третий брак пришелся на те мрачные дни, когда Калигула оплакивал смерть Друзиллы, и заключили союз в тесном кругу. Что касается четвертой свадьбы, то она, пожалуй, стала самой странной.
Во всех отношениях она была такой, какой и следовало быть свадьбе представителей благородных семей, за исключением одной составляющей – гостей. Присутствовали те несколько сенаторов, которые послужили Калигуле инструментами террора против их коллег, и, конечно же, Корбулон и другие члены семейства Милонии, но ими число приглашенных патрициев исчерпывалось. Их оказалось так мало, что пришлось привлекать двух префектов претория, чтобы набрать положенные десять свидетелей высокого ранга.
Дворец заполняли вольноотпущенники. Хорошо одетые люди, которые в большинстве своем всего несколько лет назад были рабами, теперь веселились на свадьбе императора, поднимали в его честь кубки и пили вместе с самыми знатными римлянами – и все делали вид, как будто в этом нет ничего странного.
Распоряжался всем неприятный Каллист, и я не могла подавить раздражение, видя, как он во все сует свой нос. К сожалению, брат считал его очень полезным и позволял вольноотпущеннику запускать руку во все горшки меда от Авентина до Марсова поля. На Каллиста было возложено столько власти и обязанностей, что пришлось выделить ему подручного, еще одного вольноотпущенника по имени Протоген. Я пока не разобралась в этом вечно путающемся под ногами человеке, но по крайней мере он не вызывал такого отвращения, как его начальник.
Среди гостей была еще одна интересная фигура – Геликон. Бывшего телохранителя, преданно служившего Тиберию, полностью очистили от подозрений в участии в заговоре сенаторов против Калигулы. Однако германец был так смущен и расстроен тем, что его знаменитый клинок оказался в руках злодеев, что поклялся на алтаре Аполлона защищать императора до последней капли крови. Теперь он стоял за спиной моего брата так же грозно и гордо, как когда-то стоял за Тиберием, и вновь исполнял ту же роль, только без окна над пропастью и бесконечной череды жертв.
Во время церемонии я любовалась женихом и невестой – они оба были рады связать себя узами брака. Казалось, что их долгая, трудная дорога к супружескому счастью подошла к концу. Когда авгур вспорол брюхо овце и приступил к поиску воли богов в истекающих кровью внутренностях, я стала разглядывать гостей. После всего, что мне пришлось повидать на жизненном пути, излишней чувствительностью я не страдала, но свежевание животных никогда меня не привлекало.
Среди приглашенных, разумеется, был Лепид. Вымученная улыбка на его лице то и дело гасла под наплывом каких-то мрачных мыслей. Потом я посмотрела на Агриппину и ее омерзительного супруга Агенобарба. Тот снизошел до того, чтобы разрешить жене приехать на свадьбу брата. Разумеется, только из страха навлечь на себя императорский гнев в случае отказа. Агриппина держала полуторагодовалого сына левой рукой и время от времени приподнимала его повыше, чтобы поцелуями и лаской успокоить, когда он начинал вертеться и ныть. При этом правая ее рука неподвижно висела вдоль тела. Потом она повернулась, у нее слегка задрался рукав, и все стало понятно: по коже расползался багровый синяк. Меня охватила ненависть. Ее муж поистине чудовище. Я решила еще раз поговорить с Калигулой и побудить его предпринять какие-то меры, хотя в глубине души понимала: Гай тут бессилен. Ведь он уже предлагал аннулировать их брак, а сестра отказалась. Мало кто смел в чем-либо перечить императору, но упрямая Агриппина всегда была в их числе.
Виниций сжал мою ладонь, и я вновь вспомнила о церемонии. Авгур объявил, что во внутренностях овцы ничего дурного не обнаружилось и боги благословляют союз – к облегчению моего брата, который придавал предсказаниям большое значение. А мне как-то не верилось в то, что Юпитер в самом деле изъявляет свою волю через скользкие, мокрые кишки животных. Великий бог обладает невообразимым могуществом – с какой легкостью он помог Регулу и республиканской армии разбить самнитов! Неужели он не нашел бы более приятный способ для общения с людьми?
