Стянув с ног мягкие кожаные сандалии, я взяла их за ремешки одной рукой, а второй подобрала подол столы и осторожно пошла по коридору на голос сестры.
Негромкая беседа стала слышнее, когда я завернула за угол, но сначала выглянула из-за каменной стены, желая убедиться, что у меня на пути никого нет. Крадучись, я вновь двинулась вперед. Волоски на затылке улеглись было обратно, как вдруг снова встали торчком: послышался мужской голос, теперь отчетливее, и я узнала его: Лепид! Спустя несколько мгновений я оказалась перед входом в какое-то помещение. Сжав ремешки сандалий и полы одежды, я рискнула заглянуть внутрь.
Комната была чем-то вроде хранилища ненужной мебели. С одной стороны громоздились составленные друг на друга полдюжины кушеток, напротив теснились многочисленные стулья, низкие столики, сундуки и тому подобные предметы. Насколько я могла судить, тут держали мебель для больших пиршеств. Вероятно, на одной из этих кушеток я и сама лежала во время какого-нибудь празднества и ставила кубок на один из этих столов. В комнате пахло затхлостью и сыростью – значит в ней редко бывали. Должно быть, и остальные помещения в этой части дворца используются сходным образом, вот почему здесь так безлюдно и тихо.
В центре комнаты стояли Агриппина и Лепид. Маленький Луций Домиций, весело щебеча, ползал вокруг стульев и другой мебели. Мне повезло – или не повезло: я застала парочку в тот самый момент, когда Лепид заключил Агриппину в объятия.
Широко раскрыв глаза, я запечатлела все детали сцены и, пока меня не заметили, быстро отпрянула от дверного проема. Из моего горла рвался крик.
Что они делают?
Потом я постаралась убедить себя, что подсмотренная мной сцена абсолютна невинная. В конце концов, объятия не сопровождались поцелуем, и оба партнера были полностью одеты. И они как-никак родня. Члены одного семейства. Разве есть что-то неприличное в том, чтобы обнять родственника? Даже если это происходит втайне от всех? В укромном месте? Когда один из обнимающихся должен быть милях в двадцати от этой комнаты?
Нет, убедить себя в их невинности мне было труднее, чем самой поцеловать Лепида.
Хотя опять же – поцелуя я не видела.
Лепид не любил Агриппину. Я готова свою жизнь поставить на это. В его сердце жила лишь одна любовь – Друзилла, и мы все это знали. И Агриппине достало бы ума не тратить понапрасну на него время, если только для этого не было веских причин. Значит, ни один из них не пошел бы на тайное свидание ради любовных отношений. Так что же за этим стоит?
И вот они снова заговорили… и теперь, когда я могла разобрать сказанное, каждое их слово вонзалось мне в сердце острой стрелой.
– Но что скажут люди? – спрашивал Лепид. – Ведь в их глазах мы наставляем твоему мужу рога.
– Агенобарба любят меньше, чем сирийскую чуму, – отмахнулась от его сомнений Агриппина. – Никого, от самого знатного сенатора до последнего чистильщика Большой клоаки, не волнует его судьба. Я получила от мужа все, что хотела, и теперь мне на него наплевать.
Каким-то образом, не имея никаких фактов, опираясь только на инстинкты, отточенные годами страха на Капри, я поняла, что имела в виду сестра. Ее целью были консулы Корбулон и Максим, которых я видела и с ней, и с Агенобарбом. Я вздрогнула. О боги, до чего же она умна!
– А Милония? – напомнил ей Лепид. – Ее-то народ обожает.
– Несчастные случаи – не редкость в нашей жизни, брат. Ты удивишься тому, как легко женщина может покинуть этот мир, особенно в последние дни беременности.
Я не могла поверить собственным ушам. Как можно быть такой жестокой? Я всегда знала, что сестра – интриганка, но эта сторона ее характера для меня новость.
– Она должна уйти вместе с твоим братом. Если промедлим, то сенат может провозгласить наследниками ее сыновей, а после этого нам будет очень трудно добиться трона. Все нужно сделать вовремя.
Я слышала в его голосе нервозность, зато Агриппина была холодна, спокойна и уверенна.
– Не паникуй, брат.
– Перестань называть меня братом!
– До тех пор, пока ты не станешь мне мужем, я буду называть тебя братом. Ведь я всегда к тебе так обращалась, а нам надо вести себя как обычно вплоть до самого последнего момента. Так будет безопаснее. Послушай, наш союз идеален с точки зрения династии. Ты как законный наследник Гая принесешь в него легитимность и престиж. Я дам мальчика императорской крови, чтобы закрепить преемственность. Род Юлиев не будет запятнан низким происхождением этой женщины!
У меня звенело в ушах.
Агриппина и Лепид собираются убить Калигулу, который столько сделал для нас всех! Он освободил Друзиллу от ее несчастливого брака, чтобы Лепид наконец воссоединился с любовью всей своей жизни. Назначил Лепида своим наследником. Наделил Агриппину наравне со мной и Друзиллой правами, о которых женщины империи прежде и не мечтали. И за все это они планируют отплатить ему ножом убийцы?
Я не хотела этого слышать, не хотела в это верить.
Лепид всегда был нашим другом. Возможно, самым близким другом Гая. Даже ближе, чем Юлий Агриппа. Лишь нашу бедную Друзиллу Калигула любил сильнее, чем его. А Агриппина? Родная сестра! Разве не выстрадала она столько же, сколько и другие дети Германика? Неужели ее кровь так холодна?
Признаться, я понимала, что движет ими обоими. Понимала, как такое могло произойти. Лепид внезапно оказался под угрозой лишиться шанса на трон. До этого он потерял свою любовь и, неприкаянный, одинокий, обиженный, скатывался в трясину черной тоски. В этом состоянии он стал легкой добычей для Агриппины, и она, устраивая будущее своего маленького сына, уговорила несчастного Лепида принять участие в ее мерзком плане.
Мое внимание вновь вернулось к диалогу двух заговорщиков – прозвучали имена конкретных людей:
– …Потому что консулы будут с нами. А сенат пойдет за консулами.
Про Максима я мало что знала и не могла вычислить его мотивы. Но второй консул, Корбулон? Он же твердый сторонник моего брата и зарекомендовал себя как прямой, честный человек. Такие люди открыто бросают вызов противникам, а не прячутся в темных углах, чтобы исподтишка вонзить нож в спину. Более того, жена императора приходится ему сводной сестрой. Они члены одной семьи. Говорили, что в их семье все крепко держатся друг за друга, как и в нашей.
Как и в нашей… А над этим еще придется поразмышлять, учитывая мое нечаянное открытие.
Пока я судорожно переваривала услышанное, прозвучало еще одно имя: Гетулик. От напряжения у меня заломило виски. Я точно знала его, но, ошарашенная и потрясенная, не сразу вспомнила, кто это. Ах да: это же близкий друг и сподвижник страшного префекта претория Сеяна! После гибели своего покровителя Гетулик чудом избежал проскрипций. Ему-то уж точно доверять было нельзя!
Что делать? Продолжать стоять и слушать в надежде узнать подробности? Вдруг откроются еще более ужасные детали? Нет, решила я. В комнате всего одна дверь, и раньше или позже заговорщики уйдут отсюда. Если они поймают меня, пока я подслушиваю…
