Центурион нахмурился, но не удивился, отметила я про себя, а значит, легионы догадывались о каких-то незаконных деяниях со стороны своего командующего.
– Да, мой император. – Центурион поклонился Калигуле и затем Гальбе. – Намес… Гетулик в главном здании.
Калигула одобрительно кивнул ему и обратился к Гальбе:
– Займись устройством когорт, всадников и претория. Представься трем здешним легионам и объясни им, что теперь они твои люди и что каждый, кто откажется подчиняться, к вечеру будет висеть на кресте.
Гальба кивнул, отсалютовал и немедленно начал раздавать приказы прибывшим с нами командирам различного ранга. Как только наши военные части стали расходиться по выделенным для них местам стоянки, а Гальба отправился принимать командование над германскими легионами, император повел остатки нашей колонны – гражданских лиц и один отряд преторианцев – внутрь крепости.
Ара-Убиорум резко отличался от разросшегося и хаотичного Могонциака. Это был строгий, серый военный лагерь, а вся обслуга обитала в деревеньке на почтительном удалении от его стен. Именно здесь жил наш отец во время службы в Германии, и Агриппина родилась в том самом здании, куда мы направлялись.
Я занервничала. То, что в Риме я сочла весьма разумным решением, здесь вдруг стало казаться нелепой затеей. Как мне удастся сохранить анонимность сестры и нашего друга? Если только Гетулик не поможет мне, услужливо вспоров себе живот мечом, Гай велит пытать его до тех пор, пока не будут названы все имена. А значит, и имена Лепида и Агриппины. То есть все шло к тому, что место рождения нашей сестры станет и местом ее смерти.
И как поступит брат со мной, когда поймет, что я скрывала от него имена тех, кто собирался его убить?
У ворот все выглядело так, будто контроль над крепостью установлен мирно, однако внутри стен ситуация осложнилась. Едва мы двинулись по улице по направлению к главному зданию в центре, как прозвучал сигнал тревоги и отовсюду стали сбегаться люди Четырнадцатого Парного. Префекты претория обменялись с императором краткими репликами, и преторианцы разбились сначала на две группы и затем на меньшие подразделения. Наводнив крепость, они вынудили легионеров – порой с помощью меча – оставаться на месте.
Преторианцы двигались ровным, неумолимым валом, и мы, гражданские, просто следовали за ними и осматривались. Тут и там звенел металл скрещенных лезвий, между упорядоченными рядами казарм глухо стучали щиты, отражающие удары мечей, над постройками взлетали крики гнева, отчаяния и боли. Проходя мимо указателя на термы и грубо намалеванной карикатуры с надписью, утверждавшей, будто некто по имени Лаэтий является шлюхой, я оглянулась на внезапный шум и с ужасом увидела, как два легионера сражаются с преторианцем. Они повалили его на мощеную улицу – и тут же сами пали от мечей дюжины подскочивших гвардейцев. Преторианские гладиусы взлетали и опускались под вопли германских легионеров.
Должно быть, на главной улице происходило что-то серьезное. Я, поскользнувшись на чем-то мокром, посмотрела под ноги и увидела, что оставляю за собой красные следы, а между булыжниками мостовой бегут алые ручейки. Спустя несколько секунд нам пришлось пробираться между тремя неподвижными телами в броне. Преторианцы нашего эскорта расступились, обходя их, и затем снова сомкнули ряды.
Когда мы под охраной одной центурии приблизились к сердцу крепости, из дверей главного здания высыпали солдаты и попытались перекрыть улицу. Центурион претория оглянулся на императора. В его глазах был вопрос.
Калигула присмотрелся к солдатам и пробормотал:
– Это личная охрана Гетулика. – Потом возвысил голос: – Вы нарушаете клятву, данную вашему императору! Отступите – и тогда не понесете наказания. Ведь вы – славный Четырнадцатый, вы такие же сыны Германика, как и я. Мы братья, а не враги.
В рядах легионеров возникло замешательство. Телохранители не сдвинулись с места, но лица у них были несчастные. Их центурион и его помощник, опцион, шагали вдоль строя, приказывая не отступать и готовиться к бою.
– Попробуйте убить командиров, – велел Калигула нашему центуриону. – Тогда мы не встретим сопротивления.
Центурион отдал приказы аквилиферу
[8] и музыканту, и символ центурии качнулся в такт звукам медного рога. Преторианцы разом ускорили шаг и сгруппировались в голове нашей колонны. Запыленные и усталые после долгого пути, они тем не менее являли собой яркую картину. Их вооружение было лучшим из того, что можно купить за деньги, на их туники пошла чистейшая белоснежная шерсть. Они держали строй будто на смотре и производили впечатление безупречной и неколебимой силы. Легионеры, стоящие напротив, были седыми ветеранами, которые десятки лет не покидали Германии. Их снаряжение потускнело, на нем виднелись зазубрины и пятна зачищенной ржавчины. Из-за помятых щитов выглядывали грубые поношенные туники, а бородами легионеры больше походили на германцев, чем на чисто выбритых римлян. Силы обеих сторон были примерно равны.
Я затаила дыхание. Преторианцы пошли в атаку.
Сомкнутые ряды гвардейцев ударили по охранникам разжалованного наместника, не нарушая идеального порядка. Северные легионеры заранее растянули свою линию, оставляя промежутки между щитами. Когда преторианцы атаковали, силу удара приняли на себя эти большие изогнутые доски, при этом легионеры слегка разворачивались, чтобы нападающие проскальзывали между щитами вглубь их строя. Несколько преторианцев пали жертвами клинков, умело нацеленных им в спину или в бок, а из бородатых легионеров выбили из строя лишь одного. Так как я не изучала военное дело, то не могла понять, была ли это стандартная тактика или некая особенная уловка северных соединений, но ее эффективность не вызывала сомнений.
Началась мясорубка. Преторианский центурион, для которого сноровка легионеров стала сюрпризом, пытался организовать и перестроить своих людей, однако на поле боя воцарился хаос. Я забралась на повозку, откуда было хорошо видно происходящее, и с растущей тревогой следила за схваткой. Преторианцы явно уступали легионерам… Они лучше вооружены, верно, но настоящий бой видели редко, тогда как у их противников и месяца не проходило без стычки с дикими варварами на каком-нибудь заболоченном лугу.
Для нас все могло обернуться не лучшим образом, если бы не один сметливый преторианец. Он как-то проскочил через линию боя и без единой царапины оказался в тылу врага. Там увидел опциона, который подгонял солдат, и сбил его с ног, а когда второй по значимости человек вражеского отряда упал на землю, в воздух взмыл и опустился преторианский гладиус. Самого удара я не видела, только успела заметить тонкий, темный веер капель. Когда преторианец выпрямился, то в руке его была зажата голова опциона. Он швырнул ее в гущу легионеров.
Сопротивление угасло в считаные минуты. При виде головы опциона, валяющейся у них под ногами, легионеры бросились в укрытие, а окончательный перелом наступил, когда один из северян пошел на своего командира и вонзил тому в спину меч. Лезвие проткнуло тело насквозь. Застывшего на месте центуриона ту же зарубили его собственные солдаты. В этом месиве я уже не могла разглядеть его тела.
