На койку постелил сначала тонкое тканевое одеяло, обнаруженное в бабкином сундуке, потом надувной матрас, а потом уже сверху спальным мешком все накрыл. Ложе получилось что надо. И мягко, и тепло. Окна занавесил цветастой клеенкой, он ее четыре упаковки купил. На стол тоже постелил. Ничего получилось – нарядно. Посуду расставил. Выпивки целую батарею в сенцы выставил, чтобы не грелась. Там же все мясное, сыры и закуски оставил, подвесив ближе к потолку, чтобы мыши не зарились. А вот фрукты и замороженного гуся в дом занес. Гуся надо было сначала разморозить, потом замариновать, а потом уже и в духовку отправлять. Должен же был у него быть гусь с яблоками, черт побери, или нет на новогоднем столе?!
Как он станет готовить этого гуся, Миньков пока представления не имел. Не готовил никогда в своей жизни даже яичницы. С шашлыками у мангала тоже не топтался. Бутерброд слепить иногда лень бывало, а вот гуся вдруг вздумал запечь. Блажь какая, да?
И к обеду тридцать первого декабря птица уже покоилась на противне, вымазанная соевым соусом, майонезом и чем-то еще пахучим из низенькой красивой баночки с длинным китайским названием. Сейчас вот он сходит за елкой на опушку леса, до которого и было-то метров сто от бабкиного дома, а потом уже гуся в печь засунет. Как раз к двенадцати ночи будет готов.
Бой часов придется слушать в записи. Он заранее диск празднования прошлого Нового года в ноутбук зарядил. И по времени все рассчитал. Включит как раз в двадцать три ноль-ноль, ровно час будет смотреть на то, как они с Алкой отмечали праздник за границей. Будет пить водку, смотреть, тосковать и ругать бессовестную суку, не пожелавшую сделать его счастливым.
Почему каждый раз он-то должен был это делать, почему? Ее-то когда очередь должна была наступить? Никогда, получается? И он вот теперь один. И это в такой-то праздник!
Миньков с сожалением оглядел огромный круглый стол, за которым, бывало, сидело по десять-пятнадцать человек. Жаль, конечно, что праздновать придется одному, но от общения с соседями, с которыми пытался познакомиться вчера днем, как приехал, Сергей отказался.
В первом доме дверь открыли сразу же. И на пороге, как двое из ларца, выросли два совершенно одинаковых старикана. Они даже одеты были в одинаковые байковые клетчатые рубашки, вязанные из овечьей шерсти безрукавки грязно-серого цвета, толстые штаны с начесом, огромные валенки и черные шерстяные шапки. И мутные от домашнего самогона глазенки смотрели одинаково остро и въедливо.
– Чего надо? – в одно слово спросили они у Минькова.
– Да нет, ничего. Знакомых ищу. – Он попятился от такой откровенной неприветливости. – Не был здесь давно.
– Вот те и не надо! – вякнул один из стариков, а второй поддакнул: – Не надо здесь быть тебе, парень.
Дверь захлопнулась, и Миньков пошел прочь с запущенного двора, усеянного древесной щепой, золой, картофельной шелухой и веревочными обрывками.
До второго обитаемого жилища ему пришлось топать через всю деревню. И он немного воспрянул духом, увидев на окнах ажурные занавески, цветы на подоконниках, а на ухоженном, расчищенном от снега дворе аккуратные вязанки дров и холеного сытого кота. Здесь-то должны были жить нормальные люди?
Должны были, но не жили.
Здесь его тоже не пустили на порог. Дверь открыл здоровенный мужик в телогрейке на голое тело. Крупная голова была наголо брита, через весь торс крупной вязью плелась широкая лента татуировок, сильные длинные пальцы, сжимающие сигарету, тоже были все сплошь в узорах.
– Ну! – мужик понимающе хмыкнул, проследив за его взглядом. – Все рассмотрел?
– Нет… Не очень… – промямлил Миньков, немного смутившись. – Я, собственно, не за этим.
– А за каким? – Длинная, как плеть, рука с крепко сжатым кулаком легла на притолоку. – Те че, мужик, вообще надо-то, а?!
– Стас! Стас, я прошу тебя! – на неожиданной истеричной ноте заверещал откуда-то из дома женский голос.
– Заткнись! – отозвался Стас с ленивой небрежностью, головы даже не повернул, а все на Сергея таращился. – Так че тебе, а, фраер залетный?
– Мне? – Он пожал плечами, уже жалея, что вообще из дома выходил в поисках друзей. – Да так, познакомиться просто хотел.
– Ах, познакомиться! – не поверил Стас. – А с какой целью?
– Ну… Новый год завтра…
– В курсе, – кивнул серьезно Стас, еще раз приказав своей женщине заткнуться, когда она снова принялась верещать. – И че с твоим Новым годом-то не так?
– Почему не так? – не понял Миньков. – Все вроде так.
– Да ну! – Мужик, в котором за версту угадывалось героическое уголовное прошлое, криво ухмыльнулся. – Было бы у тебя так, не стоял бы ты на моем пороге, фраер. А сидел бы у бабы под подолом в своей городской квартире. И вискарик бы уже потягивал в предвкушении пьяной шальной ночи. И сигарку бы мусолил, а то и кокс нюхачил. Или в казино фарт ловил бы.
– Ой, да при чем тут!.. – начал было возражать Сергей, но тут же был сграбастан крепкими пальцами за воротник дубленки.
– Слушай, ты, умник городской, – зашипел Стас ему в самое ухо. – Топай ты со своими проблемами с нашего двора, пока я на тебя собаку не спустил.
Собаки видно не было, даже голоса она не подала, когда он на двор входил, но почему-то словам Стаса Миньков поверил мгновенно и закивал. Попытался высвободить воротник, но Стас держал очень крепко и настойчиво подталкивал к воротам, приговаривая:
– Много вас тут, залетных, заезжает. Кому от безделья, кому от лености, а кому из любопытства в дом мой надобно попасть. А я не пущу!!! Слыхал, что сказал тебе, фраер?
– Да слышал, слышал, отпусти! – разозлился Миньков и ударил мужика по руке достаточно ощутимо.
Странно, но Стас хватку ослабил и даже глянул на Минькова с интересом. Потом и вовсе выпустил воротник из пальцев.
– Странные вы тут все, – зло раздувая ноздри, выпалил Миньков, пятясь к воротам.
– А всех-то три калеки, – кивнул, соглашаясь, мужик и поправил на голых плечах телогрейку. – А ты-то что забыл здесь, нестранный ты наш? С бабой пособачился или от долгов скрываешься?
– Да иди ты! – вспылил Миньков и, сунув кулаки в карманы, зашагал прочь…
Больше в деревне никто не жил. Да если бы и жил кто, Миньков бы больше не рискнул искать себе компанию на новогоднюю ночь. Хватило впечатлений.
Ничего, он как-нибудь один. Запустит диск с записью прошлогоднего праздника, станет пить, закусывать гусем, который пусть только попробует не получиться, и станет ругать на чем свет стоит свою жену, от которой, кажется, ушел тридцатого декабря насовсем…
Глава 4
Лопухов Василий Иннокентьевич не знал, куда девать себя от смертельной обиды. Судьба и так жестоко посмеялась над ним, наградив такой фамилией и имечком в придачу.
Вася Лопухов, нарочно не придумаешь, так ведь?
