Мысль должна подниматься по лестнице морали, чьи ступени должны износиться полностью. Потому что сознавать ступени – значит не иметь морали, не иметь добродетели. Свобода от желания – это добродетель; желание выражает себя преимущественно в чувственности, мирских интересах, [стремлении к] личному бессмертию и славе, во властолюбии, [склонности к] таинствам и чудесам. Для того чтобы мысль избавилась от желания, она должна быть искренней, честной. Ей должны быть известны сострадание и любовь, но любви нет там, где есть привязанность и страх. Жизнь должна быть простой, средства существования – правильными, необходима свобода от отвлечений, пристрастий и тому подобного. Поднимаясь по лестнице, мысль войдет в область памяти. Большинство наших мыслей и чувств остаются незавершенными, непродуманными и непрочувствованными до конца. Они остаются неосуществленными, а то, что не окончено, не реализовано, имеет продолжение. Именно это продолжение привязывает ко времени. И то, что имеет продолжение, не может познать вневременное, вечное.
Благодаря постоянной осознанности и ее усилению в течение времени бодрствования многие слои сознания открывают свое содержимое, свой скрытый смысл. Сны тогда снятся реже, а их толкование становится более широким и простым. И поскольку в то время, когда слои сознания себя открывают, происходит проникновение в них, состояние сна становится таким же важным, как и состояние бодрствования. Тогда осознанность, имеющая место во время бодрствования, перетекает в осознанность во время сна, а осознанность во время сна перетекает в дневную осознанность.
Таким образом, благодаря постоянной самоосознанности расцветает самопознание, из которого появляется правильное мышление. Правильное мышление – основа медитации. Не может быть медитации без самопознания, а самопознание невозможно без медитативной осознанности. Когда мышление-чувствование неподвижно и беспредельно, когда оно становится творческой пустотой, когда наблюдающий и наблюдаемое полностью исчезают, выявляется безымянное, неизмеримое.
– Я слушал вас очень внимательно и думаю, что понимаю вас. Я практикую концентрацию, однако вижу, что вы о ней вообще не упоминаете. Пожалуйста, осветите немного и этот вопрос, – сказал он.
Для большинства людей сосредоточение означает удерживание внимания на чем-либо: на работе, на развитии какой-нибудь положительной черты, на символе, образе и так далее, то есть присутствуют тот, кто сосредоточивается, и то, на чем сосредоточиваются. Таким образом, всегда имеет место процесс двойственности – «я» и «не я» – с его конфликтом, напряжением, противопоставлением. Мыслящий отделен от своей мысли, он старается как-то ее оформить; наблюдающий изучает, рассматривает то, что он наблюдает. Таким образом, происходит вечный конфликт двойственности, в котором сосредоточиваться – значит увеличивать разрыв отделенности, дезинтегрироваться, поощрять разделение на части, уходить от целого, подлинного.
Разве мыслящий отделен от своей мысли? Разве они не объединены во что-то одно? Когда мыслящий пытается придать мысли форму, оформить ее в виде образа без понимания себя, думающего, мысль ведет к иллюзии. Сосредоточение на мысли без осознавания того, кто думает, никогда не сможет привести к познанию реальности. Без осознания мыслящего все заканчивается невежеством и страданием. Чтобы понять мыслящего, необходимо изучить его мысль, но не ради самой мысли, а для того, чтобы обнаружить мыслящего. Благодаря осознаванию каждой мысли и чувства обнаруживается их создатель, источник. Тогда творец и его творение становятся одним. И тогда происходит не сосредоточение на чем-либо, что лишь порождает иллюзию, но сосредоточение как таковое. Думающий прекращает творить, и приходит полный, абсолютный покой. Это покой завершенности. Это бытие, это вневременное, вечное.
61
Конфликт между инстинктом и обусловленностью
К.Дж. хотела узнать, почему с определенного момента ее жизни ею управлял некий внутренний голос. За многолетний период своего присутствия этот голос полностью изменил и оформил ход ее жизни. Именно этот голос сказал ей, чтобы она пришла сюда. Она стала зависеть от него во всех своих мыслях и действиях, она ему подчинялась. Когда-то голос сказал ей, что смолкнет, если она придет сюда; и она уже приходила, теперь голос молчит. Чем был этот голос? Был ли он реальным? Был ли он некоей высшей сущностью, овладевшей ею? Почему в ней присутствует эта двойственность?
Разве двойственность не присуща почти каждому человеку? Люди могут использовать разные термины, разные определения – высшее и низшее «я», хорошее и плохое, истинное и ложное, и так далее, – но в основе всего этого лежит конфликт противоположностей. Этот конфликт принимает разные формы и имеет разные особенности и уклоны: конфликт между инстинктом и обусловленностью, между врожденным и приобретенным, между внутренним и внешним. Такой конфликт является болезненным, дезинтегрирующим и должен быть разрешен, иначе не будет покоя, не будет творческого счастья. Внутреннее посылает знаки посредством сновидений, предостерегающих сигналов, голосов – в зависимости от остроты кризиса. И эти голоса, сны, знаки исходят из нас самих. Мы сами являемся противоположностями: мы – внешнее и внутреннее, обусловленность и инстинкт, и так далее. Нам нравится самих себя вводить в заблуждение мыслями о том, что такой голос представляет собой некую высшую сущность. Это нам льстит, придает важности, но суть конфликта никуда не уходит. Нам следует обратить внимание именно на это и не привязываться ни к какой приятной для нас иллюзии. Мы не должны зависеть от нее никоим образом, поскольку она порождает страх, отсутствие здоровой уверенности в себе, которая не является ни враждебностью, ни сопернической амбициозностью.
Большинство из нас, обладающее хоть какой-то наблюдательностью, отличает хорошее от дурного. «Инстинктивно» мы чувствуем, «что-то» нам подсказывает, но обусловленность – внешнее – слишком сильна, слишком напориста, слишком требовательна. И мы ей уступаем. Внешнее – обусловленность – мы создали нашими страстями, недоброжелательностью и невежеством, так же как мы создали и внутреннее – инстинкт. Мы являемся и мыслящим, и мыслью. Нам нравится отождествлять себя с одним и отмежевываться от другого. Такое отождествление и отвержение мешает осознаванию конфликта. Мы должны понять весь сложный механизм мыслящего и его мысли. Разве они отделены друг от друга? Разве при исследовании мысли не обнаруживается мыслящий? Разве этот сложный механизм не является одновременно и мыслящим, и его мыслью? Без одного нет другого. Весь этот механизм – это эго, мыслящий и его мысль, высшее и низшее «я», неисчислимые части и частицы. Точно так же как существует эго – результат желания в прошлом и настоящем, – должна существовать двойственность, «я» и «не я», конфликт противоположностей. Это желание принимает разные формы – тонкие и грубые – чувственных удовольствий, мирских забот или благосостояния, личностной непрерывности.
Благодаря постоянному осознаванию каждой мысли и каждого чувства, благодаря продумыванию и прочувствованию их до конца, желание и его вечно пылающий конфликт прекращают свое существование. Отождествление – принятие или отвержение – препятствует завершению мыслей и чувств. Однако только с их завершением приходит свобода от желаний. Только тогда приходят радость и покой.
