– Не страх ли с его противодействием мешает объединению? Не возможность ли того, что в результате полной интегрированности в коллектив вам, вероятно, придется изменить нынешний образ жизни, что вызывает страх или неохоту, или сопротивление глубокому сосредоточению?
– Думаю, в этом что-то есть, но я всегда был скорее неуверенным в себе, неумелым, именно по этой причине я переходил от одной работы к другой, и мои друзья решили, что я безнадежен. Сейчас же я занимаюсь тем, что значительно улучшает мое состояние, однако я хочу заниматься чем-то намного более творческим.
– Почему вы ищете единения с людьми? Чтобы лучше вписаться в это чудовищное общество? Добиться успеха в приумножении крови и денег?
– Я не хочу быть успешным в таком смысле, это меня ужасает, но если я не буду способен сотрудничать с другими, я могу впасть в какую-нибудь страшную иллюзию. Я не хочу убегать [от людей], поэтому должен уметь объединяться.
– Почему вы не должны бежать?
– Я не хочу заключать себя в башню из слоновой кости, это станет моим полным поражением.
– Вы хотите чего-то достичь, поэтому не хотите убегать. Вы хотите интегрироваться ради достижения определенного результата?
– Да, думаю, это так.
– Вы хотите быть успешным, но только на другом уровне – более благородном, более тонком. Успех на любом уровне замешан на крови и деньгах или крови и власти, что на самом деле означает раздувание ничтожности эго.
– Боже мой, я это вижу, но я хочу быть сосредоточенным и реалистичным, а не рассеянным и потерянным.
– И опять-таки, почему вы так стремитесь к интегрированности? Определенно, умение объединяться – это нечто намного большее и значительно более основополагающее, чем то, за что мы его поверхностно принимаем. Мы думаем о нем в понятиях обычных социальных отношений или успеха – который есть кровь и власть, – или реализации. Быть интегрированным, чтобы научиться быстро приспосабливаться в отношениях, значит мало. Быть успешным – это несчастье и для других, и для вас, хотя в данный момент это может вас порадовать. Чтобы реализоваться, человек должен быть совершенно одиноким, лишенным какого бы то ни было признания, лишенным всякой поддержки, находиться в каком-то полностью оторванном от всего месте. Поскольку способность к единению является чем-то бесконечно важным и настоящим, вы ищете единения, однако как далеко вы можете зайти, уступая ее требованиям? Возможно, вам придется полностью отказаться от нынешнего образа жизни с его гордыней, удовольствиями и верхоглядством. И поскольку последствия единения весьма многоохватны, от вас зависит, как вы к нему подойдете. Подход к единению намного важнее его самого. Если вы подходите к нему поверхностно, в надежде на удобные отношения или снискание успеха и тому подобное, ваша способность объединяться будет соответствовать вашим требованиям и пониманию. Ответ на желание содержится в самом желании. Таким образом, вопрос в том, насколько поверхностно или насколько основательно вы подходите к интеграции; вы получите ответ, соответствующий вашему истинному подходу к ней. Подход намного важнее, чем сама цель. Цель содержится в средствах. Чтобы достичь единства, человек должен стать предельно уязвимым и открытым.
88
Постигая конфликт
К. сказал, что хотел бы обсудить некоторые аспекты двойственности.
– Без двойственности нет существования. В ней вся жизнь; непрерывная борьба противоположностей является самой природой жизни – политических, общественных и личных отношений. Именно в этой борьбе присутствует творчество, а не вне ее. Тезис и антитезис будут всегда существовать, и из их конфликта родится результат, у которого появится его собственный антитезис. Таким образом осуществляется постоянный прогресс. Феодализм породил капитализм, а капитализм – коммунизм. Нет никакого обратного движения, поскольку в конфликте двойственности всегда присутствует революционное движение вперед.
– Между противоположностями всегда происходит трение, борьба, но есть ли в этом конфликте элемент творчества? Является ли творчество следствием двойственности или оно находится за пределами всех конфликтов? Конфликт присутствует во всех отношениях, но является ли целью конфликта смерть или начало нового существования, другого состояния бытия? Постигая конфликт, мы поймем и значение двойственности; в связи с конфликтом двойственность обретает смысл. Разве жизнь должна проживаться в бесконечном коридоре двойственности? Может ли произойти глубокая революция в пределах двойственности? Давайте теперь, оставив в стороне теоретические рассуждения, выразим это более прямо. Осознаем ли мы творчество в минуту фактического конфликта? Творчество появляется только тогда, когда стихает шум борьбы, когда мы больше не разрываемся между противоположностями, когда мы в мире с самими собой, когда эго временно бездействует. У большинства из нас конфликт занимает место творчества, и, таким образом, конфликт становится сущностным выражением жизни.
– Существование – это конфликт, – заявил он.
– Существование – это боль, но разве мы не должны выйти за ее пределы? Если жизнь – бесконечный конфликт двойственности, тогда боли нет конца и нет никакого революционного движения вперед, а есть только разные виды боли. Следовательно, изменения в пределах двойственности становятся обратным движением, а творческая революция происходит только за пределами двойственности. Общество – выражение нас самих, и, если наши мысль и чувство сводятся лишь к тезису и антитезису, отчуждение и заблуждение будут присутствовать во всех отношениях.
– Разве может мысль, – спросил он, – выйти за пределы мысли? Если это нельзя познать на опыте, тогда это нереально. Тогда это непостижимо и становится всего лишь предрассудком.
– Если не бывает переживания без заблуждения, существование лишено смысла. Мысль может освободиться от двойственности только благодаря постижению того, кто создает разделение на становящегося и становление. Это возможно тогда, когда мыслящий и его мысли переживаются как одно. Как невозможно отделить тепло от огня, так мыслящий неотделим от своих мыслей. Мы создали это разделение, и только с помощью медитативного осознавания можно прийти к всеобъемлющему переживанию – осознаванию каждой мысли и каждого чувства, осознаванию их причин и следствий, а также их двойственного процесса, и далее – к переживанию мыслящего и его мысли как одного. Это приведет к подлинной внутренней творческой революции. И поскольку отсутствует всякая привязанность, становится возможной безграничная пластичность.
89
Шаблоны убаюкивают нас до тупости
Л. рассказала, что какое-то время она придерживалась определенного – религиозного – шаблона мышления. Она не собиралась следовать какому-либо шаблону, однако незаметно для себя оказалась в это втянутой. Она считает, что не должна следовать ни за кем, кроме себя, и что, возможно, это помогло бы устранить ее запутанность, если бы мы смогли обсудить это вместе.
Как случилось, что мы нуждаемся в шаблонах, навязываемых нам кем-то или созданных нами самими? Разве не из-за страха? Мы боимся не достичь, не получить, не стать? Следуя шаблону, мы можем не прикладывать усилий, чтобы думать, чувствовать; другие продумали некий образ действий, и нам лишь остается ему следовать. Мы полагаем, что шаблоны гарантируют нам защиту от неудач, боли и заблуждений, но они нас лишь оглупляют, убаюкивая до тупости. Следование шаблону поддерживает разделение между мыслящим и его мыслью, между наблюдающим и объектом наблюдения; так исчезает всякая возможность возвышения над мыслящим и его мыслью. Следуя шаблону, мысль и чувство движутся в сфере известного, тварного, и в результате всегда себя обусловливают. У мысли никогда нет свободы для обретения опыта, обнаружения реальности. Помимо этого, в увлечении шаблоном всегда присутствует борьба за становление [чем-либо], и никогда – понимание, а значит, бытие.
