– Что это у тебя под носом? – спросила темноволосая женщина, кажется, помощница воспитательницы, которую я никогда раньше не видела, подойдя к нам поближе. Вопрос был адресован Мие, но на самом деле она обращалась ко мне. Мия потянулась меня обнять, и женщина отвернулась, неодобрительно качая головой. Я чувствовала себя ужасно от того, что должна была оставить дочь там. После двух доз тайленола
[2], после того, как накануне вечером ее тошнило… Но у меня не было выбора.
Из яслей звонили и просили забрать Мию, если она становилась сонливой, если ее рвало или поднималась температура. Бывало, когда мы возвращались с ней домой, я усаживала Мию перед телевизором, укутывала пледом, давала ей поильник с соком, и она так и сидела без движения до самого ужина, после которого я ее мыла и укладывала спать. Тревис обычно садился с ней рядом, и они смотрели мультфильмы, пока я готовила и убирала.
Несмотря на растущее разочарование, я видела, что Тревис искренне любит Мию. Ему нравилось, когда малышка ходила за ним по пятам во время работы или сидела рядышком на диване и смотрела телевизор. Меня же больше привлекала иллюзия семьи, чем наши с ним настоящие отношения. Он олицетворял собой отличного отца, с лихвой компенсируя то, что недодавал дочке Джейми. Рабочий человек, как мой отец. Когда на ферме все было сделано, он мог проявить заботу и напечь оладий. Но в моих глазах эта забота не перевешивала его постоянного сидения перед телевизором, хотя Мия смотрела на него сияющими глазами. Я даже завидовала ей. Мне хотелось, чтобы меня он очаровывал тоже. Глядя, как они вдвоем сидят на диване, я, после долгого рабочего дня, ощущала себя в относительной безопасности. Кто знает, может, у нас все еще сложится?
На работе, после того, как Кэтрин ушла, у нас с Лонни образовался определенный ритуал. Когда появлялся новый заказчик, она «знакомила» меня с домом, как будто у домов был собственный дух, которым мне следовало проникнуться.
В такие моменты Лонни выглядела счастливой. Казалось, у нее и правда есть с домом какая-то внутренняя связь.
– Вы должны познакомиться друг с другом, – говорила она, подмигивая.
Большая часть информации, которую Лонни мне сообщала на этих выездах, отсутствовала в печатных инструкциях, которые мы получали официально по каждому клиенту. На них делались дополнительные пометки, которых клиенты никогда не видели, например: «Душ надо отмывать по-настоящему тщательно, они его уделывают вконец» или «В гостевом туалете на полу постоянно остается моча». Это по-новому открыло мне глаза на нашу работу: я поняла, что мы, хоть и прячемся за профессиональным подходом, все-таки признаем, какая она отвратительная.
В «Классик Клин» я в одиночку убирала несколько домов. Самым длинным днем была среда, шесть рабочих часов на два небольших домика, стоявших рядом на краю утеса над океаном.
Многие наши клиенты жили на острове Камано, в получасе езды от яслей Мии. Многие из них работали в Эверетте или Сиэтле, куда им приходилось добираться не меньше часа. Я не представляла, кем они могут быть – наверное, серьезными врачами и адвокатами, чтобы платить налоги за такие дома. Остров Камано находится между континентом и островом Уидбей, так что у большинства этих домов был вид на океан. Дома, которые я убирала по средам, выглядели совсем небольшими по сравнению с отдельно стоящими гаражами, раза в два превосходившими жилое пространство.
Лонни сказала мне первым убирать дом супружеской пары, чтобы у другого клиента оставалось время уехать, прежде чем я перейду к нему. Когда мы впервые приехали к тем домам, Лонни кивнула головой в сторону второго:
– Надо дать ему время собраться и уехать. Он очень болен.
Я спросила, чем. Лонни пожала плечами.
– Его жена умерла, – ответила она. – Сама увидишь. Грустно все это.
С того момента я называла дом «Грустный». Не могла по-другому думать о нем. У остальных домов тоже со временем появились свои названия: дом Леди с сигаретой, Фермерский дом и так далее.
Когда я только начинала, мне казалось странным, что ни один из клиентов не знал о замене уборщицы, в то время как я уже отлично ориентировалась в их домах. Не думаю, что Лонни уведомляла их о заменах, если только не имела на это прямых указаний, особенно с учетом нашей «невидимости». Вряд ли клиенты были бы довольны, узнав, какая в агентстве текучка. Они удивились бы, поняв, сколько чужих людей проходит через их дом. Я была не личной прислугой, а сотрудницей компании. Они обращались за услугами к агентству, не ко мне. Я проводила в их домах по многу часов, а они даже не знали, как меня зовут.
Порнодом, как я его назвала, был первым из тех, что я убирала по средам. Там было всего три комнаты с широкими окнами, выходящими на океан, и розарий на заднем дворе. Супруги, жившие там, держали кошку и собаку, так что все это тесное пространство было усыпано шерстью вперемешку с пылью. Приходилось обращать особое внимание на то, что творится на каминной полке, на телевизорах, в помещении со стиральной и сушильной машинами.
– Ох уж этот душ, – сказала Лонни, открывая сдвижную шторку, за которой оказался стоячий душ, весь покрытый волосами, бутылками с шампунем и какими-то склизкими комками зеленоватого цвета. – Его надо сперва замачивать.
При уборке мы пользовались самыми примитивными средствами. В моей тележке стояла бутылка с разбрызгивателем, в которой находился наполовину разбавленный водой раствор жидкого хозяйственного мыла. В другой такой же бутылке была вода с четвертью белого уксуса. У меня имелась банка порошка «Комет», кусок пемзы, зубная щетка, несколько зеленых жестких губок и ручные щетки двух разных размеров. Для мытья этого душа, покрытого мыльным налетом и слизью, существовал особый протокол.
Сначала надо было убрать все бутылки с шампунем, мочалки и губки, аккуратно вынеся их за дверь. Потом обрызгать все так называемым «многоцелевым моющим раствором Классик-Клин», чтобы замочить. Дальше, после мытья столешницы и унитаза, следовало смыть раствор, окуная щетку в воду, которую я наливала в обрезанную молочную бутылку и ставила в центре душа. Мне требовалась губка, щетка, обе бутылки с распылителями и несколько тряпок. Я еще раз обрызгивала стеклянную раздвижную перегородку изнутри, посыпала губку «Кометом» и оттирала ее слева направо, сверху вниз.
Затем душ надо было ополоснуть водой с уксусом, просушить тряпкой, потереть пропущенные пятна и придирчиво осмотреть, прежде чем идти дальше, по всей ванной, которую я должна была отмыть не менее тщательно. В свой первый визит я потратила целый час только на душ, мечтая о настоящем многоцелевом моющем растворе. «Классик Клин» не заявлял о себе, как об «экологичной» компании – они просто использовали натуральные продукты, чтобы снизить себестоимость услуги, полагаясь, в основном, на «силу рук» уборщиц. Я не говорила об этом менеджеру, но из-за защемления нерва в позвоночнике не могла крепко держать губку или щетку правой, ведущей рукой. Я с детства страдала сколиозом, искривлением позвоночника, а в последнее время из-за работы у меня защемило нерв, идущий к правой руке. Чтобы оттереть тот душ, я сжимала руку в кулак, кулаком прижимала губку к плитке и изо всех сил давила на нее. Чтобы вымыть пол в ванной, я полностью разгибала локоть, точно так же сжимала кулак и всем весом наваливалась на правую руку, очищая налет. Когда правая рука совсем отказывала, я работала левой, но после первых моих шестичасовых смен, возвратившись домой, я едва могла удержать тарелку с едой или сумку с продуктами.
