– Если тебе что-нибудь нужно, забирай.
Пэм обвела рукой кувшины и пластиковые полочки, увидев, что я присматриваюсь к ним.
– Бери что угодно. Наша церковь проводит большие благотворительные распродажи, им нужны пожертвования, но если что-то тебе пригодится, не стесняйся.
Я посмотрела и увидела у своих ног старый табурет.
– Его можно использовать как кофейный столик, – сказала я.
Пэм улыбнулась и кивнула.
– И еще вот эту банку – для кухонных принадлежностей. Если понадобится еще что-то, даже я сама, к примеру, чтобы вычистить ковры, только дай знать, – предложила она.
Я хотела ее обнять. Хотела, чтобы она обняла меня. Я так нуждалась в материнских объятиях, что готова была разразиться слезами и взмолиться о них.
– И еще мне нужна помощь во дворе, если у тебя есть свободное время, – добавила Пэм.
– У меня есть время в следующие выходные, совершенно точно! – тут же выпалила я. – Но я проверю график, может, найдется что-то и пораньше.
– Да ничего, – сказала она. – Дело терпит.
Пэм открыла дверь в отдельную секцию чердака, где хранились моющие средства.
– Может, и тут заодно порядок наведешь.
Она зажгла свет, и я увидела длинный коридор, заставленный запасными пылесосами, полировальной машиной для паркета и рядами бутылей и швабр.
Я уже подсчитывала в голове, сколько заработаю дополнительно.
Пэм улыбнулась. Глаза ее блестели. Глядя на ее невысокую полноватую фигуру, в которой таилась такая щедрая душа, я подумала, ко всем ли сотрудницам она настолько добра.
В свободные выходные я начала разбирать вещи, которые хранила на чердаке у Пэм. Рассортировала бумаги, книги и открытки по двум коробкам. Большая часть отправилась в помойку или в лавку старьевщика. Я избавлялась от вещей, которые когда-то аккуратно упаковала на хранение. Однажды вечером, точно зная, что в доме никого нет, я вынесла детские вещички, последние из отложенных – костюмчики для младенца, которые до последнего берегла, надеясь, что у меня появится еще ребенок. Сдав их в комиссионный, я могла, по крайней мере, одеть ребенка, который у меня уже был и мгновенно вырастал из любой одежды и обуви. Но я извлекла из этого и еще один урок – ценить то, что имеешь, ту жизнь, которая у тебя есть, и использовать пространство, которым располагаешь. Конечно, лучше было бы усвоить его не насильно, но все равно этот опыт был мне полезен.
Дом Венди
К моему третьему визиту в дом Венди, новой клиентки, ее здоровье заметно пошатнулось. «Рак оставляет мне совсем немного времени», – ненароком обронила она в разговоре, поникнув всем телом. Я не знала, что ответить, поэтому повторила ее печальное кивание головой, поддерживая Венди в этом горе. Однако блузки ее по-прежнему были накрахмаленными, а дом настолько чистым, что я не могла взять в толк, зачем ей услуги уборщицы.
Иногда, после того, как я заканчивала с кухней, она готовила ланч и настаивала, чтобы я поела вместе с ней в парадной столовой. Мы делились историями о наших детях, сидя за столом, покрытым белоснежной скатертью с кружевами, и поедая сандвичи с тунцом на белом хлебе, разрезанные на аккуратные треугольники, и, на гарнир, морковные палочки. Прихлебывали кофе из чашек, рядом с которыми она неизменно клала порционные сливки и сахар, вместе с серебряной ложечкой. Я чувствовала себя, как на светских чаепитиях, в которые заставляла играть со мной бабушку, когда была маленькой, и однажды сказала Венди об этом. Та улыбнулась и взмахнула рукой, отметая подобное предположение. «Почему бы не воспользоваться красивой посудой, пока еще можешь», – сказала она. Руки у нее немного дрожали, когда она опускала чашку на блюдечко с рисунком из розовых бутонов.
В доме Венди стояло несколько больших стеклянных сервантов с сувенирами, фотографиями детей и внуков и портретами, сделанными на свадьбе. Венди как-то застала меня за их разглядыванием. Я смотрела на снимки и не могла понять, почему люди так стремительно стареют, и как любят друг друга всю жизнь, прикипая навеки душой и телом. Она улыбнулась и показала на стеклянный букетик красных роз, стоявший на полке рядом со свадебным портретом.
– Муж хотел, чтобы розы были у меня всегда, – сказала она, и я ощутила странное смешение зависти и печали.
Дом Венди выглядел как типичный «бабушкин дом», отчего я еще сильней тосковала по семье и моей собственной бабушке. На полочках в кухне стояли кулинарные книги и высились стопки листков – списки покупок и рецепты зеленых смузи. Кофе она пила с заменителем сахара, и он, тоже в пакетиках, стоял рядом с кофеваркой, которая практически не выключалась.
Уборка у нее была, по сравнению с другими, совсем простой. Я протирала все столешницы, шкафчики и пол, пылесосила и наводила порядок в санузле на первом этаже. Наверху Венди убирала сама.
На кухне возле барной стойки было место, где линолеум протерся до основания и отходил от пола. Как-то раз за ланчем я спросила ее, почему, и она ответила, что там любил сидеть ее муж, куря сигареты. При этом воспоминании Венди поморщилась.
– Меня страшно возмущало, что он курит, – сказала она, делая глоток кофе.
Я кивнула, вспоминая грязные следы, которые Тревис оставлял своими громадными резиновыми сапогами по всей кухне.
– Но важно, чтобы эти вещи не заслоняли главное, – заметила Венди, разглаживая белый кардиган, надетый поверх блузки в полоску.
– У меня так и вышло, – сказала я.
Она подняла на меня глаза. Седые волосы Венди нимбом светились в закатных лучах.
– Мы с моим парнем недавно расстались. Прожили вместе больше года. Моей дочке всего три… она его полюбила. Теперь мы живем в крошечной студии, но и за нее мне очень трудно платить.
Я понесла ко рту чашку, чтобы допить кофе и скрыть покрасневшие щеки. Произнеся это вслух, я не только заново ощутила боль потери, но и признала, что все случившееся – реальность, а не кошмарный сон, в котором мы внезапно очутились.
Мгновение Венди молчала.
– Мне тут требуется много помощи, – сказала она наконец, вставая из-за стола. Начала собирать тарелки, отчего я, подхватившись, стала делать то же.
– Оставь. Пойдем-ка за мной.
Я последовала за ней наверх, мимо механического подъемного устройства, которым она пользовалась в «плохие», по ее выражению, дни. Вряд ли к ней часто заходили гости; мне даже казалось, что она специально принаряжается и делает прическу к моему приходу. Раньше я ни разу не бывала наверху – разве что иногда заглядывала туда, когда пылесосила лестницу. Спальня Венди находилась справа по коридору; она спала там вместе со своей старенькой храпящей белой собачкой, которая умела нажимать мордой на звонок у раздвижных стеклянных дверей, когда хотела, чтобы ее выпустили наружу. Венди открыла дверь в гостевую спальню, и свет затопил коридор, в котором мы с ней стояли.
