– Мы живем в студии, – мягко начала я, словно признавала, что тут есть подводные камни. Меня пугала мысль, что она может позвонить в службу защиты детей, если я достоверно опишу наши жилищные условия. – Там много черной плесени, она постоянно нарастает на подоконниках. Наверное, это из-за подвала. Там есть вентиляционный ход, он идет к нам в спальню; если туда заглянуть, видно, сколько грязи внутри.
Врач закончила осматривать Мию и теперь стояла, скрестив на груди руки, перед ней. У нее на запястье были часики на тонком черном браслете.
– У нас много окон, – я смотрела в пол. – Воздух очень трудно нагреть и осушить.
– Хозяин квартиры по закону обязан принимать все необходимые меры, чтобы избавиться от плесени, – сказала она, заглядывая Мие в ухо.
– Воспалено, – пробормотала врач себе под нос, покачав головой, словно это была моя вина.
– Он сменил ковры, – сказала я, внезапно вспомнив. – И все покрасил, прежде чем мы въехали. Не думаю, что он станет делать что-то еще.
– Тогда вам надо переехать.
– Я не могу, – сказала я, положив ладонь Мие на ногу. – Другое жилье мне не по карману.
– Ну, – врач дернула головой в сторону Мии, – постарайтесь. Ради нее.
Я не знала, что на это ответить. И просто кивнула.
Я посмотрела на ручки дочери, лежавшие у нее на коленях, с переплетенными пальцами. Они все еще были по-детски пухлыми, а суставы – округлыми. Я думала о том, что ничего не стою, как мать, всякий раз, когда отпирала дверь в наши апартаменты, но это было ничто по сравнению со жгучим стыдом, который я ощущала теперь.
Неся Мию к машине, я не обращала внимания ни на ее тяжесть у себя на руках, ни на волосы, щекочущие мне нос. Педиатр выписала нам новые антибиотики и направила обратно к хирургу, который в прошлом году ставил Мие в уши дренажные трубки.
Когда через пару дней мы явились к нему, нас проводили в кабинет с коричневой смотровой кушеткой, обитой мягкой кожей. Какое-то время мы ждали, а потом хирург ворвался в дверь, снова почти не обратив внимания на нас, и сказал:
– Почему ребенок не готов к осмотру?
Я поднялась, не спуская с рук Мию, которая до этого сидела у меня на коленях, и усадила ее на кушетку.
– Нет, пусть ляжет, – сказал врач, отворачиваясь от нас и копаясь в железных биксах с инструментами.
– Чтобы голова была под лампой.
Глаза у Мии широко распахнулись, и я торопливо сказала:
– Все в порядке, детка, он просто посмотрит твое ушко.
Сложно было придать голосу убедительность, когда хирург стоял рядом, вызывая на подмогу медсестру. Потом он резко обернулся ко мне и испустил недовольный вздох. Сел рядом с кушеткой на вертящийся табурет и мгновенно запустил какой-то инструмент в ухо Мии. Моя дочь, которая до этого не могла заснуть без таблетки ибупрофена и сама прикрывала руками уши, выходя на улицу, зашлась в беззвучном крике. Хирург работал быстро: посмотрел ее ухо, потом отрезал кусочек ватного тампона под размер детского ушного канала, ввел его внутрь и капнул на него из пипетки.
– Вот так, – сказал он. – Надо будет закапывать ей антибиотики, как сейчас сделал я.
– Но она уже принимает антибиотики, – решилась я возразить.
– Вы хотите, чтобы ваша дочь поправилась, или нет?
Я не знала, что ответить.
– В прошлый раз, когда я закапывала ей эти капли, у нее закружилась голова, и она упала. Приходилось ее держать и капать одновременно.
– Вы же мать, – сказал врач. Он стоял возле двери и смотрел на нас сверху вниз. Мия снова сидела у меня на руках. – Делайте, что должны.
Врач распахнул дверь, выскочил в коридор и захлопнул ее за собой, так что нас обдало сквозняком. Его слова, как и замечание педиатра, хлестнули меня, словно кнут: я недостаточно стараюсь ради Мии.
Весну в долине Скаджит называют Сезоном Тюльпанов. На полях расцветают желтые нарциссы, фиолетовые ирисы, а местами и крокусы. Проходит несколько недель, и распускаются тюльпаны всех цветов, ковром покрывая землю. Местные говорят, в долине Скаджит тюльпанов больше, чем в Голландии. Десятки тысяч туристов съезжаются сюда, запруживая проселочные дороги и съезды с автострад, заполняя рестораны и парки. Но хотя тюльпанные поля с их полосами красного, фиолетового, белого и оранжевого поражают воображение, в тот год они меня не интересовали.
Сезон Тюльпанов означал конец долгой зимы, но одновременно еще и дожди, сырость и плесень. В апреле осушители воздуха в Доме с цветами работали постоянно, а в спальне появился даже еще один, дополнительный. Я счищала черные пятнышки плесени, постоянно возникавшие на подоконниках, зная, что то же самое мне придется делать дома.
Ночами Мия продолжала кашлять. Когда мы возвращались в студию по вечерам, глаза у нее становились красными и начинали гноиться. Ясно было, что все дело в доме – в доме, который я выбрала, где по вентиляции в нашу квартиру шел сырой воздух, провоцируя болезни.
Хотя я тоже постоянно болела, собственное недомогание мало меня волновало, пока действовали таблетки от аллергии, продававшиеся в аптеке без рецепта. В прошлом году меня проверяли на чувствительность к аллергенам – тогда мой доход был настолько мал, что мне тоже предоставили Медик-Эйд. Тест показал, что у меня аллергия на собак, кошек, определенные виды деревьев и трав, пылевых клещей и плесень.
– Домашние аллергены, – сказал тогда врач.
Я только начала работать у Дженни, и простуда не проходила у меня несколько недель. Мне выдали ингаляторы и спрей для носа с морской водой. Выехав из трейлера Тревиса – где все стены заросли черной плесенью, а под днищем ночевали бездомные кошки, – я сослужила своему организму хорошую службу, но у меня все равно возникали симптомы аллергии во время уборки в чужих домах, где меня поджидали те самые пылевые клещи, кошачье дерьмо, собачья шерсть и споры плесени.
В Доме кошатницы у меня слезились глаза, тек нос и начинался кашель, не прекращавшийся до тех пор, пока я полностью не сменю одежду и не приму душ. Приезжая туда, я первым делом убирала в хозяйской ванной. В спальне на розовом ковре стояли два кошачьих туалета и три когтеточки. Пока я переставляла лотки и пылесосила под ними, четыре кошки смотрели на меня из своих переносок, расставленных на кровати. Мой приход причинял им неудобство, поскольку вынуждал сидеть там целый день. Стоило мне приблизиться, и кошки издавали недовольное ворчание.
В те дни, когда я убирала там, мне приходилось принимать двойную дозу лекарства от аллергии. Но если оно заканчивалось и я не могла купить новую упаковку, то во время работы чувствовала себя, словно вдохнула кайенский перец. Я раскрывала окна, чтобы хоть немного подышать. Но ничего не говорила Лонни или Пэм.
Когда той весной я заполняла налоговую форму через ТурбоТакс, то едва не упала со стула. С учетом налоговых льгот мне причитался возврат в размере почти 4000 долларов.
