Я по-прежнему возила за собой ежедневник, в котором записывала имена клиентов и составляла расписание, стараясь его запомнить на случай, если кто-то спросит меня, свободна ли я в какой-то конкретный день. Но больше мне не надо было надевать форму или ездить на встречи с начальницей и осмотры моего рабочего оборудования. Не надо было за много километров тащиться в офис, чтобы пополнить запас моющих средств. Перспектива отмывать пять туалетов за день меня по-прежнему не радовала, но все-таки я чувствовала себя гораздо лучше.
После каждой четырехчасовой уборки Замусоренный дом становился все больше похожим на нормальное жилье. Я поправила полки в гостиной, вымела шелуху от птичьих зернышек, вытащила из-под дивана гору DVD. Хоть я и не показывала виду, меня очень радовало, что хозяйка не просит убрать в ванной. Порядок в доме держался совсем недолго. Только сегодня я убирала кухню, а на следующий день она уже была вся заставлена сковородками и тарелками с засохшим томатным соусом. Я надеялась, что облегчу жизнь этой семье. Надеялась, что хозяйка немного придет в себя перед рождением младенца. Но, в первую очередь, я радовалась, что закончила там.
Здание, где находился некоммерческий Центр помощи, в который я поступила волонтером, находился в недрах офисного квартала на пересечении железнодорожных путей в Маунт-Вернон. Я была там не только секретарем, но и клиентом. В кабинете, где я встречалась с моим адвокатом по делам домашнего насилия, окна находились под самым потолком, так что света в них проникало ровно столько, чтобы кое-как поддерживать жизнь в паре комнатных растений. Кристи, мой адвокат, пару лет назад переехала из Миссулы. Как-то она упомянула, что скучает по тем местам, а я ответила, что этот город уже очень долго манит меня к себе.
– Так почему бы тебе туда не съездить? – спросила она.
Я рассказала ей о брошюрах из Университета Монтаны, которые появлялись в моем почтовом ящике каждые пару месяцев, словно напоминания о настойчивом ухажере, требовавшем к нему вернуться, об открытках и буклетах с описанием программы по писательскому мастерству с портретами бородатых улыбающихся мужчин на рыбалке.
Кристи кивнула головой и улыбнулась. Мы с ней заполняли заявление на стипендию, о которой я попросила.
– Ты должна туда съездить и решить, что думаешь, – сказала она. Кристи всегда говорила очень спокойно и рассудительно. – Моим детям там очень нравилось. Миссула – чудесное место для семьи.
– Только к чему это все? – спросила я, вздыхая. – А что, если мне там действительно понравится? Потом будет только хуже!
Я поковыряла пальцем грязь на своих рабочих штанах, в которых этим утром полола сорняки во дворе клиента.
– А почему тебе туда не переехать? – с вызовом сказала Кристи, откидываясь на спинку стула.
– Он меня не отпустит, – сказала я.
– Отец Мии?
– Да, Джейми, – кивнула я, складывая руки на груди.
На нашей первой встрече я рассказала свою историю – которую раз за разом повторяла психотерапевтам и вообще всем, кто о ней спрашивал. Приют для бездомных, повестка в суд, процесс, панические атаки… То, что Джейми живет в трех часах езды, и Мия остается у него каждые вторые выходные. Сегодня я добавила, что дочка, кажется, хотела бы жить у него.
Голос Кристи стал напряженным.
– Переезжать тебе в Миссулу или нет, решаешь ты, а не он.
– Но мне все равно придется просить разрешение на переезд.
– Не разрешение! Ты должна уведомить его о смене места жительства. У него есть возможность заявить протест, – сказала она. В ее устах все звучало очень просто. – Если так, то вы оба предъявите свои доводы, и судья вынесет решение.
Она снова опустила глаза на мое заявление. Я сидела тихо, обдумывая ее слова.
– На самом деле, они очень редко отказывают матерям в переезде, – добавила она. – Особенно если те докажут, что на новом месте лучше возможности для учебы.
Я сжала челюсти и уставилась в пол. От одной мысли о новом судебном разбирательстве у меня трепетало сердце.
– Не надо думать, что ты просишь у него разрешения, – повторила Кристи. – Ты просто его уведомляешь.
– Ну да, – пробормотала я, переводя взгляд на ткань обивки стула.
– Итак, как это работает, – сказала Кристи, возвращаясь к заявлению.
Другой адвокат, еще в Порт-Таунсенде, который занимался моим делом, пока мы были бездомными, рассказал мне о стипендии для жертв домашнего насилия под названием «Солнечные девы», но на тот момент я не проходила по нескольким критериям. Если бы не название, я никогда бы ее не запомнила. Хотя официально это называлось «Программа поддержки женской независимости», поиск в Интернете по названию «Солнечные девы» тут же вывел меня на нужный сайт.
Стипендия жертвам домашнего насилия выделялась после представления целой кучи документов, в случае соответствия всем необходимым критериям. В прошлый раз я не прошла потому, что должен был миновать год с момента разрыва патологических отношений. Также мне требовался «спонсор», желательно из программы по борьбе с домашним насилием, который будет следить за расходованием выделенных средств. «Программа поддержки женской независимости» переведет деньги на счет его организации, которая затем поможет мне распорядиться ими наилучшим образом. Предполагалось, что так гарантируется целевое расходование стипендии, но сам процесс ее получения казался ужасно муторным.
– Проси пять тысяч долларов, – предложила Кристи, когда мы сидели над бумагами. – Худшее, что может случиться, – получишь меньшую сумму.
– Интересно, смогу ли я достучаться до них со своей историей, – сказала я больше себе, чем ей.
Она кивнула и ободряюще улыбнулась.
– Кстати, в Университете Монтаны потрясающий факультет писательского мастерства, – воскликнула она, переворачивая страницу. – Кажется, один из лучших в стране.
– Знаю, – ответила я. – Я собиралась туда поступать, прежде чем забеременела.
Я постаралась скрыть разочарованные нотки в своем голосе. Это было до того, как у меня появился ребенок. Прежде, чем мне потребовался стабильный доход и медицинская страховка. Прежде, чем мне пришлось думать не только о собственном будущем, но и о будущем дочки.
– Диплом по искусству и литературе – это не особо практично, – заметила я, и Кристи едва не расхохоталась, но потом заметила слезы у меня на глазах.
Я, тем не менее, не хотела, чтобы она и дальше меня поощряла. Не хотела снова слышать про поездку в Миссулу. Эти мечты казались чересчур грандиозными. Они напоминали мне времена, когда я сидела за кухонным столом и смотрела, как Мия ест, а сама пила кофе, чтобы подавить голод. Моя тяга к Миссуле была слишком сильной, даже мечты причиняли боль.
– Только представь, как Мия будет ценить то, что ты хотя бы попыталась, – сказала Кристи, вкладывая в свой голос максимум убедительности.
