Через неделю по указанию свыше я позвонил одной из них, ухитрился вытянуть в ресторан, а на следующий день был приглашен домой на кофе (о, вожделенный миг!). Пахло не жарким сексом, а скорбью и похоронами, к тому же явилась суровая подруга (о «любви втроем» я в целомудрии своем даже не слышал). Нервно позванивали ложечки, лилась дохловатая беседа о советском балете, было ясно, что девицы тоже выполняли свой долг пред Отечеством (офицер безопасности, наверное, приплющил ухо к стене и и предвкушал орден за пресечение вражеской инфильтрации).
На этом мои подвиги закончились, не начавшись.
Что же, первый блин пошел комом, но вот через месяц раздался звонок. В. Е. бодрым голосом сообщил, что предстоит чрезвычайно серьезное дело, которое требуется обмозговать на тайном свидании в ресторане «Арарат». Чекисты жаловали это место рядом с Лубянкой, впоследствии я сам иногда после трудов праведных заскакивал в буфет на втором этаже, дабы принять свой заветный граненый. Ефимыч прибыл в обществе красномордого типа с золотыми зубами и его вертлявого помощника, жадно ловившего слова, вываливавшиеся, как золотые яйца, из прокуренного рта шефа
[33]. Итак: в Москву на пару недель прибывала американская студентка Бриджит, которая собиралась на работу в ЦРУ. Мне предстояло изучить «объект» и установить с ним, с объектом, добрые отношения, естественно, под вымышленной фамилией и под легендой аспиранта, причем из Киева, чтобы американцам трудно было установить мою личность. Предстоящая авантюра прекрасно ложилась на мою, вежливо говоря, романтическую натуру, на безоглядную любовь к Родине, уже рисовались в воспаленных мозгах картинки работы двух влюбленных шпионов на две разные враждебные разведки, кровь застывала в жилах, порой я даже любовался собой в зеркале, суживал демонические глаза и выпячивал хилый подбородок.
Аспиранта сделали преуспевающим, как все советские молодые ученые, и поселили в шикарный «Метрополь», где остановилась прекрасная дама. Богатые покои ошеломили меня, я с трудом заснул, ощущая еще неведомую, но бурную страсть. Утром мне объект показали: небольшого роста брюнетка с крупными глазами, не первая красавица, но и не баба-яга. Я тут же почувствовал, как обволакивает меня пелена влюбленности (только верность идеалам партии способна была мгновенно вызвать такие эмоции). Приказали не тянуть и искать контакта, исходя из обстановки.
Уже на следующее утро я сидел у телефона, напрягшись, как пантера перед прыжком. Наконец пришло сообщение бдивших сыщиков: Бриджит собирается позавтракать в кафе внизу. Напустив на себя чрезвычайно занятый и несколько рассеянный вид типичного киевского аспиранта, я рванул дверь кафе, оно было пусто, как январский пляж в Ялте. Предмет моих вожделений ютился в одиночестве, поглощая яичницу. Что делать? Как завязать контакт? Не бежать же прямо к ней в объятия? Но именно это я и сделал: покраснел, растерялся и затопал прямехонько к ее столику, чувствуя себя полным идиотом.
– Извините… я вам не помешал?.. так скучно завтракать одному… можно я вас потревожу… (лепетал бессвязно, глупо улыбаясь, и поэтому органично и убедительно).
Видимо, весь кретинизм ситуации подкупил Бриджит, ибо напрочь исключал руку КГБ, слывшего хитроумным и коварным змием (Запад сумел выковать такую репутацию). Какая же нормальная служба будет заводить знакомство в семь часов утра в пустынном зале с помощью юного дурака в светло-бежевом, между прочим, костюме с жилетом, на который с трудом уговорил папу, купившего три метра бельгийской шерстяной ткани. Бриджит милостиво указала на стул, напуганный официант (он, конечно, чуть не рухнул на пол, узрев русского, подсевшего к американке) быстро принес мне яичницу и тут же, оглядываясь, чтобы я не выстрелил ему в спину, убежал простучать обо мне по инстанции.
Мои кураторы указывали на интерес црувки к искусству и литературе, и мне не пришлось долго рыскать по джунглям в поисках объединяющих тем. Через полчаса мы уже были закадычными друзьями, после завтрака тут же пошли осматривать старую Москву, продефилировали к Патриаршим прудам, затем переместились на Твербуль и, внимая шепоту деревьев, дошли до Музея изобразительных искусств – там я намеревался феерическим интеллектом переполнить чашу ее зреющей любви и окончательно вскружить голову. В музее на Волхонке я бывал часто, иногда под водительством полуопального художника Владимира Милашевского, сподвижника Добужинского, который, обнаружив во мне пытливого юношу, много поведал об истории живописи, а в музее открыл мне малоизвестного, но великого Яна Бартолда Йонкинда. Им я и потряс слабо просвещенную Бриджит, блеснув эрудицией, она ахала и охала, не отрывая от меня уже затуманившихся глаз. Американцы порой прекрасно образованы, однако слишком специализированы и беспомощны в темах, не имеющих к ним прямого отношения, у нас же дилетантизм безграничен – так что я блистал вместе со светло-бежевым костюмом.
Духовно овладев Бриджит, я собрал о ней «исходящие данные»: миледи заканчивала университет в Беркли и собиралась заниматься наукой (кто же будет говорить о ЦРУ?), сообщила еще разные мелочи о себе. На следующий день я встретился с со своими двумя динозаврами и соответственно обо всем доложил. Они заметили, что вряд ли она откровенна со мною, ибо, как известно, все женщины б… и потому лживы, хотя иногда раскрываются в любви. Тем не менее я молодчина, но нужно не топтаться на месте, не терять инициативу, а двигаться дальше – не зря же мне выделили отдельный номер и солидные представительские.
Только тогда я – о, святая простота! – начал осознавать, чем должна завершиться эта героическая операция. Конечно, я предполагал, но… Будучи начитанным в области шпионажа, я поинтересовался, не намерены ли нас сфотографировать в номере, на что красномордый, криво усмехнувшись, заметил: «Вас это не должно волновать!» – «Как это не должно волновать! Как так?» – заволновался я. – «Работайте и не задавайте лишних вопросов!» – отрезал красномордый, влив в меня хороший заряд ненависти. – «В таком случае я отказываюсь от операции», – вспыхнул я. – «Пожалуйста!» – ответил наглец совершенно спокойно, показывая, что таких шибздиков, как я, тысячи, и на нас начхать… Расстались мы на ножах, вечером к нам домой примчался Ефимыч, начал убеждать не портить отношений с красномордым, который, всем известно, дерьмо, дело-то важнее, дело-то государственное. Ефимыч умел успокаивать и убеждать, в результате я унял гордыню, возвратился в «Метрополь» и договорился с Бриджит провести вместе ближайший вечер.
Операцию начали в пышном «Савое» с умопомрачительным зеркальным потолком, словно вобравшим мраморный фонтан. Там (в фонтане) резвились карпы, коих служитель ловко вылавливал сачком, показывал потрясенному клиенту и относил на жарку. Однажды я видел, как в этот роскошный фонтан ударом кулака отправили метрдотеля, впрочем, потом я слышал так много рассказов об этой драке, что либо в фонтане таким образом купались ежедневно, либо каждому посетителю хотелось двинуть в рожу мэтру, и на этой почве родились мифы. Оркестр важно играл модные тогда вальсы и танго, Бриджит сияла в длинном черном платье декольте. Неведомый мне ранее Шанель № 5 гасил мой скромный Шипр.
