«На Красной площади прекрасное старое здание ГУМа захвачено «Галери Лафайет», «Эсте Лаудер» и другими знаменитыми фирмами. Вереница «мерседесов» и «роллс-ройсов» ждала у входа, а внутри жены русских миллионеров болтали и делали покупки. Их шоферы расплачивались сотенными долларовыми банкнотами, пятидесятидолларовые не принимались. Я ощутил в себе озлобленного коммуниста, а вовсе не западника». Все это написал не Анпилов, а сторонник западной демократии, бескомпромиссный враг коммунизма и всех видов тоталитаризма, один из самых богатых писателей в мире.
В сентябре 1996 года появилась убийственная сатира на английскую разведку, роман «Портной из Панамы», в стиле «Наш человек в Гаване» Грэма Грина и ему посвященная.
После депортации Норьеги в Панаме идет игра вокруг канала. Уходить ли оттуда или не уходить? Какой режим может одержать победу после ухода и что это сулит Западу? Английская разведка посылает в свое посольство молодого сотрудника Оснарда, наглого, корыстного, неразборчивого в средствах, он вербует английского гражданина, портного Гарри Пендела, уже много лет обшивающего панамский бомонд. Заинтересованный в денежных вспрыскиваниях Пендел быстро приспосабливается к запросам Оснарда (а тому нужны алармистские сведения, оправдывающие присутствие в этой точке разведки) и начинает поставлять ему чистую «липу», со ссылкой на разговоры с высокопоставленными клиентами. В Лондон течет информация о заговоре «левых» и антизападных настроениях. Вроде бы фарс, однако к финалу события принимают драматический характер: американцы вводят войска, погибают совершенно невинные люди. Игры портного, вытягивающего деньги из разведки, нацеленность его бездарного куратора кончаются трагедией… Представляю, если бы у нас кто-нибудь создал нечто подобное о российской разведке! Но СИС пришлось проглотить эту пилюлю, Ле Карре уже давно слыл там отщепенцем.
Но все это было потом, а тогда мы пили скотч в ЦДЛ и делали это совсем не по-английски, что, по-видимому, и вылилось в приглашение погостить у писателя на брегах сурового моря близ Панзанса. Признаться, тогда я подумал, что это пресловутая английская вежливость, нечто вроде «вы удивительно хорошо выглядите» (на самом деле напоминаете заезженную клячу), и когда я на следующий год очутился в Лондоне и позвонил ему домой, то совсем не ожидал услышать подтверждения приглашения. Ехал я на электричке целых четыре часа и вот конечная точка – Панзанс, милый курортный городок на западном побережье Альбиона, в Корнуолле. Уже на перроне я увидел высокую фигуру маститого автора, который радушно меня приветствовал, посадил в «Лендровер», рассчитанный на пересеченную местность, и повез в свое имение, состоявшее из двух двухэтажных домов, один – хозяйский, другой – для гостей. Огромный неухоженный участок, небольшой сад, все предельно просто, уютно, без излишеств, которые выводят из себя бедных российских интеллигентов, созерцающих подмосковные дачи наших внезапных банкиров, неподкупных чиновников, директоров овощных баз и прочих выдающихся личностей. Дома высились на каменистом холме, внизу хмурилось серо-зеленое море, видимо, недовольное визитом бывшего чекиста, из окна гостевого дома виднелась ограждение из колючей проволоки (?), рядом с которой сидел огромный рыжий кот, словно убежавший с моей московской помойки. (Вопрос о назначении проволоки гложет меня до сих пор, я так и не рискнул спросить об этом у хозяина. Защита от местных жителей, ворующих картошку? Или от тигров, покушающихся на кота?). Внезапно по улочке проехала на велосипеде смазливая девица, писатель неожиданно занервничал, прошептал: «Сейчас будет просить автограф!» и спрятался за моей спиной. Тогда я еще не знал, как он ненавидит вторжение в его личную жизнь и излишнее паблистити.
Дэвид отдал мне на откуп весь гостевой дом, я тут же начал все осматривать и обнюхивать, прежде всего, холодильник, который оказался по горло набитым продуктами (о, как мы любим халяву!) и – nota bene! – бутылками Puilly fumé, ставшим моим любимым белым вином. В тот же вечер имел быть семейный ужин, приготовленный очень английской Джейн, супругой и голубой мечтой любого писателя, закрывающей его грудью от любых посягательств на его драгоценное время, не говоря уже о секретарской и другой технической работе. Постепенно я понял, что оказался гостем трудоголика, который после утренней прогулки с собакой садится за письменный стол и пишет от руки (!) до самого ленча, а то и позже, жена тем временем вместе с секретаршей перепечатывают на компьютере плоды предыдущего дня и дают ему на доработку. Больше всего хозяин боялся, что я оторву его от трудов праведных и попрошу бегать со мной по Корнуоллу и показывать достопримечательности, вроде домика Дэвида Лоуренса, жившего во время войны на берегу вместе с женой, немкой Фридой. Соседи считали их немецкими шпионами и подозревали, что, развешивая белье у дома, она дает сигнал вражеским субмаринам. Но джентльмен всегда джентльмен: писатель извинился и честно признался, что раньше трех часов от трудов он оторваться не в состоянии, режим суров, впрочем, по утрам роль экскурсовода может взять на себя Джейн. Я рассыпался в благодарностях и на полном серьёзе заметил, что люблю опустошить рано утром бутылку водки и поговорить по душам. Лицо писателя на миг застыло, видимо, он представил пьяного полковника (возможно, даже в шелковых офицерских кальсонах), который на заре ломится к нему в кабинет, разрушая хрупкое творческое вдохновение. Впрочем, знаменитое чувство англо-саксонского юмора тут же одержало верх над секундной растерянностью. Трапезу мы завершили к одиннадцати часам (а ведь так хотелось покейфовать часиков до четырех!), хозяин любезно довел меня до дома и оставил наедине с пуи, в компании которого я медленно забыл о содержании наших философских бесед. И правильно сделал: писателя надо читать, а не вылавливать мысли, оброненные за ужином или за рулем.
Однажды, прибыв в Лондон, мы договорились о встрече с Дэвидом и Джейн в ресторане. Я тщательно изучил карту и увидел, что предложенное место встречи расположено намного севернее Хемстеда (там у Ле Карре дом), так далеко в Лондоне предпочитают встречаться только шпионы и уголовники. Мы с Таней добрались до района на поезде, взяли такси, однако, ресторана на указанной улице не обнаружили. Я лихорадочно пролистал атлас и нашел улицу с таким же названием недалеко от Хемстеда. Помчались на такси, мешали заторы, опаздывали почти на сорок минут, к счастью, ресторан оказался там вместе с четой, не высказавшей нам никакого неудовольствия (вежливость необыкновенная!).
Мы сохранили дружескую переписку до настоящего времени.
«Не желаете ли, сэр, принять участие в ремонте крыши старой церкви в деревушке Сарратт?» Вопрос меня удивил: жена постоянно пилит, что я и гвоздя не могу забить, а тут… и я представил себя, ползающим по нечто вроде храма Василия Блаженного в некогда враждебной стране, выславшей меня за шпионаж.
Церквушка в Саррате (50 миль к северу от Лондона), на ремонт крыши которой я пожертвовал гонорар
Оказалось, что рядом с Сарраттом, в районе Уотфорда в качестве продавца мебельного магазина трудился Джон Ле Карре, Сарратт он и избрал местом разведывательной школы МИ-5 в своем романе. Ремонт крыши предстояло сделать за счет скромных средств, собранных от продажи книги рассказов, один из которых мне предлагалось написать. Я тут же накатал рассказик о похождениях некоего полковника Карлы в Сарратте (Ле Карре уже тиснул в сборник свои воспоминания о работе в магазине), и стал ожидать случая посетить эти чудные места. Оный подвернулся: один английский киножурналист предложил мне принять участие в фильме о «медовой ловушке» в КГБ, я согласился на условии простого товарного обмена: он приютит меня на неделю в Виндзоре, его месте жительства и работы. В Виндзоре мы чувствовали себя как королевская чета, каждый день выезжали в Лондон, и наконец инициатор ремонта крыши Деннис повез нас в живописнейший Сарратт. Деревня с двумя пабами, нетронутой природой и церквушкой, которую мы посетили, попили чай с прихожанами и были на службе с причащением. Книгу издали тиражом в 10 000 по 10 фунтов за экземпляр, итого 100 000 фунтов, совсем неплохо (для крыши). Так что я совершил очередное преступление, посодействовав англиканской церкви, будучи православным!
