— Не правда ли? — воскликнул Джек. — Мне нравится буря.
В глазах его горела радость, но радость осторожная, и когда корабль медленно поднимало на волне, он снова посмотрел на марса-лисели. Во время подъема на фрегат обрушивалась вся ярость стихии, и лисель-спирты опасно гнулись. Да и мачты и реи давали прогибь, они стонали и жаловались, но все же не так, как лисель-спирты. Над шкафутом пронесся дождь брызг, пролетевший через снасти и исчезнувший за левой скулой, промочив по пути главного канонира Хэйлза. Тот со своими помощниками обходил орудия, дополнительными найтовыми прикрепляя их плотнее к борту. Реттрей суетился среди запасного рангоута и шлюпок. Все ответственные метались вокруг, не дожидаясь приказов. Время от времени они поглядывали на капитана, который по своему обыкновению проверял натяжение снастей, трогая их рукой, и бросал взгляды то на небо, то на море, то на верхние паруса.
— Потрескивает, — сказал Джолиф.
— Скоро совсем оттрещится, если ничего не делать, — ответил Черч.
Еще склянку или две палубная вахта ждала приказа сменить курс и убавить парусов, пока Господь сам их не поубавил, но приказа все не было. Джек намеревался выжать все до последней мили из этого прекрасного дневного перехода, кроме того, стремительный бег фрегата, звонкое пение снастей, горделивая череда подъемов и спусков наполняли его радостью, истым наслаждением. Ему казалось, что никто не замечает этих чувств, но они читались на его лице, хотя держался он сдержанно, даже немного сурово: короткие резкие приказы направляли корабль, ставший со своим капитаном единым целым. Джек стоял на квартердеке, и в то же время был на изгибающемся лисель-спирте, стараясь точно предугадать миг, когда тот больше не выдержит.
— Да, — произнес он, словно не было долгой паузы. — И за пару часов до конца этой вахты станет еще грандиознее. Барометр быстро падает, и скоро начнет задувать по настоящему. Погоди немного, и океан разойдется не на шутку. Мистер Хэрроуби, еще человека к штурвалу, будьте любезны. И прикажите убрать летучий кливер и лисели.
Дудка боцмана, топот ног, и неистовый бег фрегата существенно замедлился. Мистер Стенхоуп, цепляясь по пути за трап, произнес:
— И как только эти бедолаги с ног не валятся? Однако бодрит, не правда ли? Как шампанское.
И впрямь, весь корабль вибрировал, низкий гул поднимался из трюма, а в легкие вливался чистый прохладный воздух. Правда задолго до заката чистый прохладный воздух задул с такой силой, что вдыхать его стало затруднительно, а «Сюрприз», даже со взятыми на все рифы марселями, нижними парусами и спущенными на палубу брам-стеньгами, помчался еще быстрее, по прежнему держа курс на юго-восток.
Ночью Стивен сквозь сон слышал топот и крики, и понял, что они изменили курс, так как койка стала раскачиваться в другом направлении. Но выйдя на палубу, он оказался не готов к открывшейся перед ним картине. Под зловеще нависшим серым небом, скрытым наполовину пеленой дождя, наполовину завесой брызг, раскинулось белесое море — белопенная стихия простиралась насколько достигал взор. Ему приходилось наблюдать Бискайских залив в злейший шторм, и мощные юго-западные шквалы у побережья Ирландии, но в сравнении с этим они казались пустяком. В какой-то миг море можно было принять за пейзаж, гористый, но одновременно странным образом упорядоченный; и тут же все приходило в движение, величественное движение, масштаб которого приглушал собой его умопомрачительную быстроту. Хребты и впадины стали невероятно огромными, интервалы сделались большими, а гребни закручивались в барашек, срываясь, словно белая лавина, вниз по крутому склону. «Сюрприз» шел почти перпендикулярно им, держа на ост-ост-зюйд. С первыми лучами рассвета убрали крюйс-стеньгу — делалось все, чтобы уменьшить давление ветра на корму, и тем самым риск повреждений, — а вдоль мокрой палубы натянули леера. Посмотрев в направлении квартердека, Стивен увидел волну — настоящую темно-зеленую стену, вздымающуюся над гакабортом, и приближающуюся к ним с неумолимой неизбежностью. Ему пришлось откинуть назад голову, чтобы увидеть ее вершину, уже готовую сорваться, но еще держащуюся за счет инерции движения. Ветер срывал с нее и гнал вперед шлейф из пены и брызг. Он слышал, как Джек отдает приказ рулевым; фрегат немного изменил курс, и стал подниматься кормой к небу, все выше и выше, так что Стивена отбросило назад по трапу. Жуткий вал пронесся под кормовым подзором корабля, разделился, искупал шкафут в пене, и умчался к горизонту, а «Сюрприз» обрушился в прогал, и пение снастей сбавило тон на октаву под ослабевшим напором ветра.
— Держитесь крепче, доктор, — закричал Джек. — Цепляйтесь обеими руками.
Стивен пополз вдоль леера, ловя на себе укоризненные взоры четырех рулевых у штурвала, как бы говоривших: «Ну вот, гляди, что натворили твои альбатросы, приятель» — и добрался до пиллерса, к которому был привязан Джек.
— Доброе утро, сэр, — произнес он.
— Утро доброе. Начинает штормить.
— Что?!
— Начинает штормить, — еще громче повторил Джек.
Стивен нахмурился, и стал смотреть за корму, сквозь пелену брызг. Там, борясь с ветром, реяли два альбатроса, белые даже на фоне пены. Одни подлетел к кораблю, поднялся до высоты гакаборта и замер футах буквально в десяти от него. Доктор видел внимательно изучающий его круглый глаз, трепещущие на крыльях и в хвосте перья; птица повернулась, поднялась на потоке ветра, нырнула вниз, вскинув крылья, коснулась поверхности набегающего вала, чуть приняла вверх и заскользила вдоль готового обрушиться гребня.
Появился Киллик с кислой гримасой на сморщенном от ветра лице. К груди он прижимал кофейник. Джек прильнул губами к носику и стал пить.
— Тебе лучше спуститься вниз, — крикнул он Стивену. — Иди вниз, и поешь чего-нибудь. Если погода ухудшиться, другой возможности поесть горячего может долго не быть.
Кают-компания придерживалась того же мнения. Офицеры сидели за столом с вареной грудинкой, бифштексами и морским пирогом. Все блюда были закреплены планками, но подливка то и дело выплескивалась наружу.
— Морского пирога, доктор? — спросил Этередж, радушно улыбаясь. — Я приберег для вас кусочек.
— Будьте любезны.
Стивен подставил тарелку; на вершине подъема в нее положили кусок пирога, но как только фрегат ухнул вниз, пирог взлетел вверх. Этередж тут же пришпилил его вилкой, пережидая, пока закончится падение и снова начнет действовать сила тяжести. Пуллингс передал ему отборную галету, заметив с улыбкой, что «барометр все еще падает — будет еще хуже», и предложил «набить трюм провизией, пока есть такая возможность».
Казначей излагал безошибочный метод определения высоты волн с помощью триангуляции, когда в кают-компанию ввалился Герви, изрыгая воду, словно перевернутый фонтан.
— О, Боже, — простонал он, закидывая в свою каюту плащ и надевая очки.
— Налейте-ка мне чашечку чаю, дружище Баббингтон. Мои пальцы совсем окоченели.
— Чая осталось на донышке, сэр. Кофе устроит?
