Джек кивнул.
— Это означает еще более сильный напор, — сказал он, глядя на фор-марсель, пострадавший в тропиках от плесени. Однако они предприняли все, чтобы укрепить его, и пока штормовая парусина держалась. — Пойдем сейчас, пока еще можно.
Он отвязался, отдал распоряжение штурману и Пуллингсу заменить его и стал на ощупь спускаться по трапу. В каюте Джек залпом выпил стакан вина и размял затекшие руки.
— Прискорбно слышать про бедного старину Вудса, — проорал он, будто по прежнему был на палубе. Потом умерил голос. — Надежды нет?
Стивен покачал головой.
— Послушай, Стивен, очень надеюсь, что мистера Стенхоупа и его людей не слишком трясет… что они не слишком напуганы.
— Нет. Я сказал им, что «Сюрприз» — отличный корабль, и что все в порядке.
— Так и есть. По крайней мере, пока держится фор-марсель. Он самый лучший из всех кораблей. И если барометр не врет, через пару дней шторм спадет. Ну, идем?
— Не принимай слишком близко к сердцу, это ужасно видеть и слышать, но сам он ничего не чувствует. Это очень легкая смерть.
И ужасная. Кожа стала свинцово-серой, какой-то животный хрип, вырывавшийся из легких, становился все громче, заглушая даже шум бури. Может он узнал Джека, а может и нет. Рот моряка приоткрылся, и что-то мелькнуло у него в глазах. Джек выполнил свой долг: произнес слова, положенные капитану — он был тронут до глубины души — уделил несколько минут прочим больным и поспешил назад к своему пиллерсу.
Всего четверть часа, а какие перемены! Когда он спускался вниз, фрегат имел крен не более чем в десять градусов, теперь же цеплял зеленую воду крамболом бакборта. А волны так и катились с охваченного тьмой запада, гигантские валы, еще выше чем раньше — невероятно высокие — и пена их покрывала шкафут корабля пятифутовым слоем пены, форкастль же исчезал под ней полностью. И все же он поднимался, истекая водой, хлещущей через шпигаты, поднимался раз за разом. Но неужели не так легко как прежде?
В каюте один из слуг мистера Стенхоупа, напившись, ухитрился взорвать спиртовку: он изрядно обжегся и расшибся при падении на пушку, но хирурги его подлатали. Уайт, Эткинс и Беркли, джентльмены, не на жизнь а на смерть бившиеся в Лондоне, чтобы заполучить своим места, сидели теперь рядком на койке, поджав ноги и глядя прямо перед собой. Час за часом.
На палубе свет дня стал меркнуть, если конечно эту серую мглу можно было назвать днем. Но Джек еще мог различить накатывающие из-за кормы валы с расстояния полмили, их белые буруны были ясно видны. Когда фрегат кренился, водяная стена заслоняла небо; две гигантских волны, слишком близкие друг у другу, столкнулись прямо за кормой, чтобы обратиться в одну, еще более громадную, издававшую при приближении страшный рев. А когда волна прошла и рев стих, напряженный слух Джека уловил резкий, подобный выстрелу, треск, и фок-мачта отправилась за борт. Сорванный с рея фор-марсель, белым пятном выделяясь во тьме, исчез прямо по курсу.
— Все наверх, все наверх! — заорал капитан. Корабль терял управление, рыская на курсе. Он посмотрел назад. Они опускались в ложбину; если у них не получится дать ход прежде, чем подойдет следующая волна, та ударит фрегат в корму, собьет с курса и развернет лагом к новой волне.
— Все наверх! — кричал он, надрывая горло. — Пуллингс, людей к фока-вантам. Мачта сломалась почти у топа. Фор-стаксель! Фор-стаксель! За мной! Топоры! Топоры!
Пользуясь временным затишьем во впадине между волнами, он бросился по переходному мостику во главе двух десятков моряков. Перекрестная волна залила шкафут по пояс; они пробились сквозь воду и оказались на форкастле прежде, чем наполовину развернутый бортом корабль начал подниматься — следующая волна не прошла еще и половины пути. Люди схватились за леера наветренного борта, сопротивляясь сокрушительной силе шторма. Площадь их спин создала достаточную парусность, чтобы нос немного развернуло прежде чем волна с ревом и пеной обрушилась на них — немного, но довольно, чтобы удар волны пришелся позади траверза, и фрегат уцелел. Топоры принялись за работу. Бонден был на бушприте, рубя форштаг, еще соединявший их с упавшей мачтой, разворачивавшей корабль. Джек, затаив дыхание, полз к нему, с головой погружаясь в пену. Он старался нащупать сезни фор-стакселя, намотанные на штаг. Ему это удалось; его руки и много других рук пытались освободить их, но те не поддавались.
— Держись! — раздался крик, и чья-то сильная рука ухватила его за шею. И на них обрушился невообразимой силы и тяжести поток воды — фрегат накрыла третья волна.
Давление ослабело, голова его вынырнула из воды. На снастях стало больше людей. Снова воздействие на них ветра, вкупе с поперечными волнами, стало разворачивать нос, но долго так продолжаться не могло — еще несколько минут, и ванты не выдержат. Корабль снова пошел вниз. Проводя руками по парусу, Джек обнаружил проблему: оборванные снасти намотались на нирал и застопорили раксы.
— Нож! — закричал он, вынырнув. Ему вложили его в руку: молниеносный взмах, и все задвигалось.
— Держись!
И снова грохот накатывающей волны, настоящей водяной горы. Нестерпимо давит на грудь, в голове бьется мысль, что нельзя выпустить парус, ноги обхватывают бушприт, чтобы удержаться… удержаться… Силы убывают. Но вот воздух опять врывается в его легкие, и приподнявшись над водой, он кричит: «Людей к фалам! Слышите меня там? Людей к фалам!»
Рывками парус скользит по штагу, наполняясь ветром. Но корабль уже почти развернуло бортом. Успеют ли? По мере того, как стаксель набирал силу, «Сюрприз» медленно, тяжело поворачивал — огромная волна приближалась — и повернул как раз, чтобы принять ее в бакштаг. Он стал подниматься, и вся мощь шторма, обрушившись на парус, поставила корабль в положение перед ветром. Фрегат пошел быстрее и обрел управляемость. Хотя последний удар разбросал людей у штурвала, румпель-тали выдержали, и следующая волна безвредно скользнула под кормой. Он слез с бушприта, привалился на мгновение к недгедсам, пока корабль шел вниз, и оказался на форкастле. Тот был полностью очищен от следов аварии. Парус держал хорошо. Джек отозвал людей со снастей и пошел по переходу.
— Есть потери, Герви? — спросил он, обхватывая руками пиллерс.
— Нет, сэр. Несколько раненых, но все отправлены на корму. Вы в порядке, сэр?
Джек кивнул.
— Он управляется лучше, — заметил он. — Отпустите подвахтенных. Всем грогу — организуйте выдачу на полупалубе. И позовите боцмана.
Ночь напролет: всю это бесконечную ночь офицеры провели на палубе, не считая кратких нырков в кают-компанию. Полусонные, они не переставали прислушиваться, думая о треугольнике из грубой парусины на носу. Через час Джек обнаружил, что охватившая все его тело дрожь унялась, но вместе с ней исчезло и ощущение самого тела. Штурвал стал подаваться легче, все легче и легче. Хриплый голос капитана продолжал выкрикивать приказы, дважды он отправлял на нос партию отборных матросов. Двигаясь как можно быстрее в ночном холоде, пробирающем до костей, те приводили все в порядок. Незадолго перед рассветом ветер сместился на румб, потом на два, задувая внезапными порывами, в перерывах между которыми тишина больно ранила уши. Ветер достиг ноты такой высокой и тревожной, какой ему никогда не доводилось слышать; сердце его упало — он переживал о стакселе, о корабле, и где-то на краю сознания зашевелилась жалость к себе, и с губ Джека едва не сорвалось притаившееся на языке имя Софи. Затем медленно-медленно визг сделался на полтона ниже, потом еще, еще, превратившись, наконец, глухой рев. В первых лучах света море предстало белым от пены, его поверхность вновь покрывала торжественная процессия мощных водяных валов — огромных, но более не диких. Встречного волнения не было, качка ослабла, и «Сюрприз» мчался по пустынному океану, рассекая волны, едва на фут заливавшие шкафут фрегата. На правом траверзе парил альбатрос. Джек отвязался от пиллерса, и с трудом побрел вперед.
