Джек направился на нос, и едва он достиг форкастля, как с эскадры Линуа раздался выстрел. Но выстрел был холостой, сигнальный; не успел рассеяться дым от него, как французские корабли начали забирать к ветру, направляясь на норд-норд-вест и уклоняясь от столкновения.
Вернувшись на квартердек, Джек распорядился менять галс последовательно, и линия повернулась, растягиваясь по направлению к заходящему солнцу. Снизу все еще доносились далекие, успокаивающие звуки виолончели, и вдруг он вспомнил ускользающее название — это была сюита до-минор Боккерини. Он улыбнулся широкой, радостной улыбкой, изливавшей столько счастья.
— Ну, джентльмены, — произнес Обри, — весьма недурно для «индийцев», не так ли?
— Я едва мог поверить, что получится, сэр, — заметил Стауртон. — Ни один корабль не врезался в другой. Ведь это результат того, что им дали время на наращивание дистанции, ведь верно?
— Линуа на это наплевать, — сказал Этередж. — Но я до самого последнего момента не думал, что он отвернет, ночь или не ночь.
— Офицеры Компании прошли отличную школу. Многие из них весьма дельные парни.
Джек звучно рассмеялся. Обуреваемый суевериями, он ни за что не решился бы облечь свои чувства даже в мысли, не то что в слова: «Линуа не разобрался в ситуации и совершил ошибку». Ухватившись за кофель-нагель, он сказал:
— Линуа проведет всю ночь в попытках удержаться на ветре, мы же ляжем в дрейф. Его люди слишком устанут, чтобы утром можно было вести их в бой. Наши должны получить полноценный отдых. И пищу. Мистер Стауртон, поскольку мы лишились своего казначея, вынужден просить вас организовать выдачу провизии. Устройте парням душевный ужин — в моей кладовой осталось немного ветчины. Где мой стюард? Позовите…
— Здесь я, сэр, и торчу у вант уже с полсклянки, а то и больше, — раздался обиженный стон Киллика. — Стою тут с сэндвичем и графином вина.
Бургундское пошло лучше любого вина, которое ему доводилось пробовать, укрепляя дух и взбадривая тело.
— Так значит битвы не будет? — произнес, выступая из тени, капеллан, обращаясь то ли к Этереджу, то ли к штурману. — Они, похоже, улепетывают во всю прыть. Оробели, видимо? Мне частенько приходилось слышать, что французы — изрядные трусы.
— Ну уж нет, не стоит этому верить, мистер Уайт, — отозвался Джек. — Смею вас уверить, они мне столько раз задавали перцу. Нет, Линуа просто собирается pour mieux sauter,
[51] как выразился бы он сам. Не отчаивайтесь, обещаю, что поутру вы услышите оживленную канонаду. Так что, с вашего позволения, дал бы вам совет отправляться на боковую и хорошенько выспаться. Я последую вашему примеру как только повидаюсь с капитанами.
Всю ночь они лежали в дрейфе, обозначив линию кормовыми и мачтовыми огнями. Вахты по очереди располагались на боевых постах и пятьдесят ночных подзорных труб неотрывно наблюдали за огнями эскадры Линуа, старавшейся удержаться на ветре. Посреди полуночной вахты Джек проснулся на несколько минут и ощутил, что корабль сильно раскачивается. Его молитвы были услышаны, с зюйда пришли мощные волны. Теперь можно было не опасаться, что французы затеют перестрелку с большой дистанции. Дальняя дистанция, точность и спокойное море — ягоды, растущие на одном поле.
Наступил рассвет, залив спокойным ясным светом волнующееся море, открыв взорам английскую и французскую линии на расстоянии трех миль друг от друга. Естественно, Линуа провел всю ночь в лавировке, зато теперь без сомнения выиграл положение на ветре, и мог начать атаку в любой удобный момент. Сила была на его стороне, но он, похоже, не спешил к ней прибегнуть. Его эскадра то подставляла паруса ветру, то обстенивала их, покачиваясь на волнах. Через некоторое время «Семийянт» покинул место в строю, провел на рекогносцировку, не приближаясь на дистанцию выстрела, и вернулся. Французы по-прежнему держались поодаль, на траверзе английской линии, повернувшись носами на норд-вест, а дневная жара усиливалась.
Посланцы какого-то далекого южного урагана, волны катились поперек неизменному северо-восточному муссону, и каждые несколько минут короткая резкая волна обрушивала на квартердек «Сюрприза» теплый душ брызг. «Если мы атакуем его с подветренной стороны, — подумал Джек, не отрывая глаз от «Маренго», — ему будет чертовски непросто отдраивать нижние порты». Нижние порты линейного корабля располагались высоко, что характерно для большинства французских судов, но все равно, с учетом кренящего корабль свежего ветра и сильного волнения, их будет заливать. В немалой степени этому будет способствовать некоторая валкость корабля, склонность к крену, вызываемая, без сомнения, недостатком припасов в его трюмах. Если Линуа не сможет использовать свою нижнюю орудийную палубу, свои самые тяжелые орудия, то соотношение сил окажется более равным. Не в том ли причина того, что он до сих пор лавирует, хотя является хозяином положения, а под ветром у него находится конвой стоимостью в шесть миллионов? Что у него в голове? Просто не решается? Впечатлен зрелищем английской линии в ночном море — длинной вереницей огней, приглашающей померяться силами утром, а не бросившейся в рассыпную под покровом тьмы, что наверняка произошло бы, будь вчерашняя решительная атака всего лишь демонстрацией?
— Свистать всех наверх к завтраку, — распорядился Джек. — И еще, мистер Черч, будьте любезны сообщить Киллику, что если через пятнадцать секунд он не появится с моим кофе на палубе, то в полдень его казнят. Добрейшее утро, доктор. Ну разве не чудный денек? Ну вот наконец и кофе — не желаете ли чашечку? Выспались? Ха-ха, что за замечательная вещь — выспаться.
Сам он провел пять часов в застеленной шерстяной тканью койке, и теперь жизнь снова била в нем ключом. Он знал, что ему предстоит крайне опасное предприятие, но также понимал: оно принесет или совершенный успех или совершенную неудачу. Риск при любом раскладе исключительно велик, но Джек отдавал себе отчет, что не ведет себя, свой корабль и еще полторы тысячи людей в заведомо безнадежный бой; беспокойство осталось позади. Одной из причин для этого служило воодушевление, распространившееся по линии баталии: капитаны умело управляли своими кораблями и осознавали это, успех их маневра и отступление Линуа подняли боевой дух даже тех, кто поглядывал назад, на недосягаемую высоту, везде воцарилось единодушие, готовность исполнить намеченный план атаки, и Джека это радовало.
Впрочем, Обри было известно, как раздражает его друга такая болтливость рано поутру, и ограничился прогулкой взад-вперед, балансируя в ритм раскачиванию корабля чашкой кофе и грызя сухарь, размоченный в гхи.
[52]
С завтраком было покончено, а французы все не спешили.
— Мы должны помочь ему решиться, — заявил Джек.
Затрепетали сигнальные флаги; британская линия легла на правый галс и направилась на вест под одними марселями и нижними парусами. Сразу же движения фрегата сделались более плавными и размеренными, и тут же далекие французские корабли повернули на противоположный галс, двинувшись на зюйд, к «индийцам».
