Джек продолжал царапать бумагу.
«Это письмо я отошлю с Булвером с „Бельвидеры“. Его взяли в плен, когда американцы отбили один из захваченных фрегатом призов, и теперь разменивают. Он идет на картельном судне, которое я вижу сейчас из своего окна. Мой обмен до сих пор в подвешенном состоянии, хотя ума не приложу почему. Но смею предположить, что это произойдет, как только меня сочтут пригодным для путешествия, а это через неделю-две при нынешних-то успехах, с которыми я набираю силы и вес. Булвер оказал любезность заглянуть и посидеть со мной, как некоторые другие офицеры, и от них услышал я обнадеживающую весть о наших успехах в Канаде. Скоро он придет снова, и мне нужно подводить свою жуткую писанину к концу.
Но прежде чем запечатать письмо, обязан рассказать про еще одного визитера, который посетил меня сегодня. Он заглядывает частенько, на дружеский и бесцеремонный лад, как многие другие пациенты, чтобы поинтересоваться моим самочувствием. Сказать по правде, порядки здесь очень легкие и нестрогие, если не сказать вольные, в отличие от Гаслара и других госпиталей, где мне доводилось бывать. Больные приходят и уходят когда захотят и никто им не выговаривает. Тот, о ком я веду речь — достойный джентльмен во цвете лет, на деле никто иной, как император Мексики, но здесь он пользуется титулом герцога Монтесумского. Сегодня он поведал мне по большому секрету то, что известно очень немногим: весь мир сходит с ума, только люди слишком глупы, чтобы заметить это. Причиной тому своего рода эпидемия, вызванная употреблением чая. Началась она с нашего бедного короля и перекинулась на Америку, когда там избрали президентом Мэдисона. Теперь же болезнь охватила весь мир, сообщил он, громко расхохотался и подпрыгнул. „Больны даже вы сэр, даже капитан Обри, ха-ха-ха!“. Впрочем, он утешил меня, пожаловав имение в четырнадцать тысяч акров в штате Делавэр и дав право ловить рыбу на обоих берегах Мексиканского залива, так что нам теперь не придется заботиться о куске хлеба на старости лет. Как видишь, он, как и многие другие здешние пациенты, не в своем уме. И все же я подметил любопытную вещь: больные, которым доктор Чоут разрешает везде ходить и собираться в гостиной, далеко не всегда ведут себя так, как стоит ожидать от сумасшедших. Многие как бы ведут игру. Эти люди убеждены, что я — один из них, что я только воображаю себя капитаном королевского флота, и мы часто подтруниваем друг над другом, стараясь перещеголять соседа в безумии. Еще тут существуют неписанные правила…»
— Войдите! — воскликнул Джек.
Открылась дверь и на пороге появились трое. Первый, мужчина в унылого цвета сюртуке с большим количеством тусклых металлических пуговиц, казался целиком состоящим из одного только туловища, так коротки были его ноги. Да и те почти полностью скрывались под длинным плащом. Крупное, чисто выбритое лицо выглядело бледным, в водянистых глазах мерцал огонек, с которым Джек так близко познакомился в последнее время, седые волосы ниспадали до плеч. Две другие фигуры производили не столь яркое впечатление: худые парни в черном, но явно такие же чокнутые. Обри надеялся, что гости не окажутся слишком назойливыми.
— Добрый вечер, сэр, — произнес первый. — Меня зовут Джалиль Брентон, я из Военно-морского департамента.
Джек отлично знал, что Джалиль Брентон, выдающийся капитан королевского флота, человек необычайно религиозный, друг Сомареза и других адмиралов-молитвенников — недавно стал баронетом, кстати, — родился в Америке, откуда и редкое библейское имя.
— Добрый вечер, джентльмены, — ответил он. — А я — Джек Обри, внук папы римского.
— Не знал, что католикам у вас дозволяют поступать на службу, сэр, — вымолвил Брентон после недолгой паузы.
— Вы не поверите, сэр — да половина Адмиралтейства состоит из иезуитов, хотя об этом мало кто знает. Прошу, присаживайтесь. Как поживает ваш братец Нед?
— У меня нет брата по имени Нед, сэр, — отрезал Брентон. — Мы пришли задать вам несколько вопросов насчет «Леопарда».
— Валяйте, старина, — рассмеялся Джек, уже приготовив остроту. — Все, что мне известно, это что он не может изменить свои пятна, ха-ха! Это из Библии, — добавил он. — Лучше и не скажешь.
Повисла тишина.
— А как насчет тигра? Может тигр вам больше понравится? Я могу вам столько историй про него рассказать.
Тут в полуоткрытую дверь просунулась голова одного из самых умалишенных соседей Джека.
— Чик-чирик, — произнес новый гость, но заметив, что капитан не один, скрылся.
Один из людей в черном прошептал на ухо мистеру Брентону: «Это Зек Бейтс, Мясник Бэйтс!». В голосе его звучал неприкрытый ужас.
Через секунду, не в силах противостоять искушению, мистер Бэйтс протиснулся своей массивной тушей через щель и, приложив палец к губам, неровными шагами заскользил к кровати Джека. Потом он достал завернутый в платок мясницкий тесак, показал Джеку как легко тот сбривает волосы с предплечья, снова уткнул палец в кончик носа, подмигнул Обри приятельской заговорщической улыбкой и молча поплыл к выходу.
Второй парень в черном, чуть повыше приятеля, огляделся вокруг и, не найдя плевательницы, подошел к окну и изрыгнул струйку табачной жвачки в сад.
— Эгей, сэр! — вскинулся Джек, который терпеть не мог этой привычки. — Выплюньте немедленно эту дрянь! Туда, за подоконник, ясно? А теперь закройте окно, садитесь и выкладывайте, что вам известно про тигра.
Провинившийся на цыпочках вернулся на свое место. Мистер Брентон утер взмокшее лицо.
— Нас не «Тигр» интересует, капитан Обри, а «Леопард», — сказал он. — Есть тут какой-нибудь запор? — вскричал он тут же, заметив, как шевелится дверная ручка.
— Да неужто вы думаете, что я соглашусь остаться наедине с вами за закрытой дверью? — Джек хитро улыбнулся. — Нет уж, дудки.
— Мистер Уинслоу, пододвиньте свой стул к двери и сядьте, — проговорил Брентон. — Итак, сэр, насколько нам известно, двадцать пятого марта или около этого числа прошлого года вы, командуя британским военным кораблем «Леопард», обстреляли американский бриг «Элис Б. Сойер». Что вы можете сказать по этому поводу?
— Признаюсь во всем, — вскричал Джек. — Я передвигал бакштаги, не ночевал на корабле, подделывал судовые документы, запускал лапу в казну, выбрасывал за борт бочонки с провизией, я уничтожил «Элис Б. Сойер» залпами с обоих бортов, забив пушки тройными зарядами. Предаю себя на милость уважаемого суда.
— Зафиксируйте это, — обратился Брентон к одному из помощников. — Капитан Обри, узнаете вы эти бумаги?
— Еще бы, — обычным своим голосом ответил Джек. — Это мой патент, а что до остальных, то дайте-к взглянуть.
Конверты очень походили на те, которые адмирал Друри просил передать в Англию, были тут и отчеты самого Джека. Тот из спутников Брентона, что пониже, перевернул лист, и Джек, подметивший, что он постоянно пишет, вырвал блокнот у него из рук и прочел:
«Военнопленный, явно будучи в подпитии, признал, что его зовут капитан Обри, заявил, что принадлежит к римской католической церкви, как и большинство членов британского Адмиралтейства; подтвердил, что, командуя линейным кораблем „Леопард“ произвел залп обоими бортами по бригу „Элис Б. Сойер“».
