Джек нацелил подзорную трубу на фасад и стал внимательно разглядывать его. Пока чинили постромок, с норд-веста подул бриз, и хотя туман все еще был довольно плотным, между дрейфующими полосами он различил очертания балкона. Карета остановилась, но не прямо напротив входа, а немного вниз по улице. Джек вышел и сказал Майклу Хирепату:
— Загляните в отель. Осмотритесь, что к чему, скажете, что мы здесь и возвращайтесь. Вы в порядке, Хирепат, или нет?
— Да, сэр, — ответил молодой Хирепат.
Майкл прошел по тротуару в отель, свет из открывшейся двери упал на тонкий туман, а пение стало громче: «Marlbrouk ne revient plus».
[56]
Джек прошелся вокруг лошадей — правая передняя была особенно беспокойной и доставляла неприятности, вся упряжка вообще казалась тревожной и возбужденной, и кошка, пересекавшая улицу с котенком во рту, заставила лошадей подпрыгнуть. Со своей позиции Джек изучал отель. Глаз сразу зацепился за шкив, оставленный рабочими и свисающую веревку — это сулило большие возможности. Двое мужчин прошли мимо, когда они посмотрели на карету, Джек сделал вид, что занят с гужем, а мистер Хирепат поднял воротник пальто, спрятав в него лицо, и натянул шляпу еще глубже. Еще один быстро прошел, что-то бормоча под нос. Их миновали глубоко погруженные в беседу мистер Эванс с «Конститьюшн» вместе с коллегой. Потом темнокожая женщина с большой плоской закрытой корзиной на голове.
Мистер Хирепат снова обрел дар речи и, стоя у подножки повозки, разразился безудержным потоком слов, адресованных наполовину самому себе, наполовину Джеку.
— Как же он долго… Я бы сделал в два раза быстрее… всегда то же самое, мешкает, мешкает… нужно было начать намного раньше, как я говорил… Тсс! Кто-то переходит улицу… Я не так молод, как раньше, капитан Обри. Эти вещи хороши для молодых… Как же он долго, проклятый дурак, мальчишка… разве не холодно? Мои ноги как глыбы льда… Вы знаете, капитан Обри, я — известный гражданин, член городского собрания, любой может узнать меня. Это был преподобный Чорли… намного умнее мне сидеть в карете, если вы сядете на козлы.
— Так и сделаю, — сказал Джек. — Но сначала я загляну за угол, посмотрю, что можно увидеть с этой позиции.
Его мысли были быстрыми и четкими: пение внутри никак не походило ни на осаду, ни на засаду, балкон же являлся даром небес, даже с его раненной рукой: та неприятно раздулась и ослабла, но, тем не менее, подняться он сможет. Его обуревало упоительное предвкушение боя: сердце бьется быстро, но все под контролем. Пока он смотрел на закрытое ставнями окно Дианы, освежающий бриз на щеке усилил это впечатление и все же он скрестил пальцы.
Сидя позади ставней, рядом с парой сгоревших почти до основания свечей, Стивен читал книгу Джонсона, и тут они услышали стук в дверь.
— О Боже, это Джонсон, — прошептала Диана.
Стук повторился, и она спросила высоким резким голосом:
— Что случилось?
— Мистер Майкл спрашивает, может ли миссис Вильерс принять его, — ответил старческий голос швейцара отеля, почти единственного, кто оставался на службе.
— Да, да. Попросите, его подняться.
Потекли неестественно длительные минуты ожидания и вот, наконец, сам Майкл.
— Извините, что задержался, — сказал он. — Ждал пока уйдет последний французский офицер. Они уже у двери, спорят и смеются: один из них пьян. Через несколько минут мы можем идти. Капитан Обри и мой отец с каретой внизу. Я спущусь, посмотрю, как французы уйдут, и сообщу вам.
— Мы будем готовы, — сказал Стивен, вскакивая. — Диана, захвати какую-нибудь одежду.
Он поспешил обратно в комнату Джонсона, сделал быструю, аккуратную выборку из бумаг. В колеблющимся свете свечи восковое лицо Дюбрея, белеющее в дверном проеме в уборную, казалось двигалось, теряло ужасную маску смерти. Потом он вернулся и сел с бумагами на колене — тяжелая кипа.
— Стивен, — прошептала Диана, — ты сказал, что мои бриллианты у Джонсона в столе. Он открыт сейчас?
— Да. Но не ходи туда, Диана: увидишь крайне неприглядное зрелище.
— Вот еще, — сказала она, — не беспокойся. Они мои, я заработала их.
Оставляя следы, она вернулась с ювелирным футляром в руках.
— Я имею в виду, — сказала она, — принимая его отвратительных гостей-политиканов и переводами…
Стивен опустил глаза. Диана, которую он знал, никогда бы не сказала первых слов, а если по какой-то невероятной случайности так случилось, никогда бы не оправдывалась. Втайне она осознавала это.
— Я и не знала, что ты имеешь какое-либо отношение к шпионажу, Мэтьюрин.
— А я и не имею, — ответил он. — Но я знаком с офицером военной разведки в Галифаксе, и эти бумаги могут ему пригодиться.
Хирепат просунул в дверь голову.
— Они выходят, — сказал он. — Во внешнем холле. Давайте спускаться.
Майкл взял маленький саквояж Дианы, и они медленно спустились по лестнице в пустой холл. Старик-швейцар удалялся от них, гася свечи в баре.
В это же самое время французы, движимые любопытством, вывалились на улицу, вопя и размахивая шляпами. Карета немедленно пришла в движение, и уже набрала скорость, проезжая мимо Джека, стоявшего на углу улицы. Французы некоторое время бежали за каретой, громко крича и улюлюкая, миновали Джека, а затем, все еще выкрикивая и смеясь, исчезли в тумане. Было слышно, как лошади с рыси перешли в галоп.
Обернувшись, Джек увидел, как его друзья вышли из отеля и стояли, неуверенно оглядываясь. Когда в холле погас свет, Джек присоединился к ним, и, ведя их за угол, сказал:
— Лошади понесли. Там еще остались французы?
— Нет, сэр, — ответил Хирепат.
— Кузина Диана, ваш слуга. Стивен, как дела? Не ранен? Дайте мне свою связку. Хирепат, я безгранично вам обязан, ей-Богу. Можете показать нам дорогу вниз к гавани?
— Самая тихая дорога — этим переулком, — сказал Хирепат. — Она проходит мимо моего дома. Зайдете передохнуть или подкрепиться?
— Нет, благодарю вас, — сказал Джек. — Чем скорее мы окажемся на борту, тем лучше. Но спешить не следует. Мы должны идти естественно.
Звук их шагов раздавались на пустых улицах. Пока они шли, появилась луна, сначала едва заметная, а затем, когда бриз разогнал туман, довольно ясная. Она виднелась большую часть времени: серповидная, изогнутая, плывущая на северо-запад среди высоких облаков и изливающая призрачный свет. Пара кошек, спящая свинья, беспокойный крик ребенка с дальнего конца низенького и запущенного домика Хирепата.
— Это Кэролайн, — сказал он.
Майкл вошел, крик прекратился, немного погодя он вернулся с фонарем, при свете которого Стивен осмотрел раненную руку Джека, и подвесил ее на перевязь из шейного платка, молча забрав книги и бумаги.
