Кроме всего прочего, именно такого рода привязанность наделяла особой ценой такие бриллианты как «Питт», «Санси», «Орлов»... Вдруг название камня Дианы всплыло в памяти: «Блю Питер» — камень грушевидной формы и самой удивительной раскраски, словно бледный сапфир, но более живой и пылкий. Какой-то нечестивый моряк выкрал его из храма во времена Аурангзеба, но данное ему имя сохранилось и после. Имя, которое чрезвычайно нравилось Стивену не только из-за своей благозвучности, но также из-за того, что такое же название было у одного из немногих сигнальных флагов, которые он мог уверенно распознать. Флаг, который поднимают на судне, собираясь покинуть порт, и потому несущий с собой приятные мысли о скором отплытии, новых краях, новых созданиях божьих, новом обществе, а может и новой жизни.
Как и предрекал мистер Далглиш, обед выдался спокойным. Пакетбот уверенно ушёл в отрыв, несмотря на ослабший ветер, и преследователи стали не более чем отдалённой угрозой. Предсказание о тумане около Средней Банки также сбылось. Поднявшись на палубу, Стивен увидел его вдалеке как плавную низкую кривую на северной части горизонта, издалека напоминающую полоску приближающейся земли. Он также заметил, что как минимум четыре судна разбросаны по разным участкам моря, некоторые не так далеко от пакетбота, и медленно движутся тем же курсом на норд. На мгновенье ему почудилось, что мистер Джонсон мобилизовал большую часть флота США, и что пакетбот окружён. Но затем доктор заметил, что появление этих судов скорее случайно, их пушечные порты закрыты, на бизани – латинский парус. И хотя сам он вряд ли считался великим мореходом, но был убеждён, что все эти признаки не могли присутствовать на военном корабле. Как бы то ни было, никто не казался встревоженным – «Дилидженс» даже обменивался любезностями с ближайшим из кораблей, в то время как Джек, мистер Далглиш и боцман влезли высоко на рангоут, словно группа обезьян, забравшихся наверх с какой-то собственной неотложной целью.
– Что там делает капитан Обри? – спросил Стивен у второго помощника.
— Меняет кнопы риф-сезней на кренгельсы, — ответил тот. – Дай капитану Обри волю, мы бы от кормы до носа стали напоминать военный корабль.
— Ему следует поберечь руку. Работать без рукавов в такой холод — о чём он только думает? Ну да ладно... Сэр, те суда – интересная у них оснастка, не так ли?
— Это рыболовы сэр, из Португалии: «террановы», так мы их называем. На банке их будет больше. Если только их можно будет рассмотреть – видимость там ужасная, как говорит хозяин.
— «Террановы». Слышал о них. А это, стало быть, собственно Ньюфаундленд?— Не совсем, сэр. Это банка, отмель. Или, скорее, туман вокруг нее. Но находиться там почти всегда означает быть в тумане около банки — мы иной раз вовсе не делаем различий в названии тумана и банки, если вы понимаете о чём я.
Второй помощник был невысокого мнения о сообразительности доктора Мэтьюрина –
человек, способный перепутать юферсы и кренгельсы вряд ли в силах отличить хорошее от плохого, правильное от неверного, мел от сыра, – но был добрым малым и дружелюбно ответил на вопросы Стивена. Почему туман? Почему его не сдувает при таком ветре?
Почему в нём собираются португальцы? Простыми словами он лишь смог объяснить, что португальцы следуют за треской, а в этом году на Средней Банке трески даже больше, чем на Сен-Пьере и даже на самой Большой Банке: доктор ведь знает, что такое треска?
Крупная рыба с усиком на подбородке, которая клюёт на любую приманку, какую ни назови, но лучше всего на кальмаров и мойву. Папистам приходится её есть по пятницам и в Великий пост, сушёную или засоленную. Иначе они отправятся в ад. Вот почему испанцы, португальцы, а также французы, если заключён мир, приходят к Банке каждый год: в большинстве своём они паписты. Но там бывают и «синеносые»[5] с ньюфаундлендцами. Они идут за треской, а треска водится на банке, где морское дно весьма неожиданно поднимается, иногда доходя до пятнадцати саженей, не глубже –
второй помощник много раз видел льдины, севшие на мель – но обычно глубина там от сорока до пятидесяти саженей. И португальцы обычно встают на якорь, отправляя крошечные плоскодонки с парой людей в каждой, чтобы ловить треску с помощью плетёного линя. Мальчиком второй помощник состоял на службе у своего дяди, синеносого из Галифакса, и отловил четыреста семьдесят пять рыбин за одиннадцать часов, некоторые по пятидесяти фунтов весом. Что до тумана, он вызван холодным Лабродорским течением, протекающим через банки с юга и встречающимся с тёплым воздухом от Гольфстрима – доктор ведь слышал о Гольфстриме? Так что туман здесь практически круглый год. Иной день можно сказать, что всё море парит как котёл, и варит быстро: вот почему ветер его не сдувает – туман просто образуется сызнова. Конечно, бывают времена, когда течение забирает к востоку, и тумана нет. В это время ясно, причем целыми днями или даже неделями. При всём том из-за птиц всегда можно узнать где банки, даже без измерения глубины. Тут всегда птицы, особые птицы, на банках, не важно, стоит туман или нет.
— Что за птицы? – спросил Стивен.
— Кайра, люрик, гагарка, моевка, буревестник, глупыш, поморник, разного рода чайки, тупик, пингвины...
— Пингвины, мой дорогой сэр? – вскричал Стивен.
— Так точно, доктор. Элегантного вида птица, которая не умеет летать, а только плавает.
Некоторые зовут их бескрылыми гагарками, но мы величаем пингвинами. Вполне очевидно, что раз птица не умеет летать, то это пингвин: можете спросить любого китобоя, который забирался так далеко на юг.
— Достигают ярда ростом, чёрные с белым, как огромная гагарка?
— Именно эта птица, сэр. Но у них белый лоскуток между клювом и глазами.Без тени сомнения это был Alca impennis Линнея, Великая гагарка, как пишут некоторые авторы попроще — птица, которую Стивен мечтал увидеть всю жизнь, птица, ставшая настолько редкой, что никто кроме Корвисарта из тех, с кем он вёл переписку, не видел ни особи.
– А вы и правда видели этого пингвина, сэр? – спросил он.
— Да Господи боже, множество раз, — со смехом ответил юноша. – Вон в том направлении есть остров, — кивнув в направлении Ньюфаундленда, — где они массово гнездятся, а мой дядя Синий Нос имел обыкновение заходить туда по пути к Большой Банке. Однажды я отправился с ним, и мы добыли их два десятка. Вы бы живот надорвали увидев, как они стоят что кегли, так и ждут, чтобы их сбили. Мы взяли несколько туш на наживку и поели яиц.
— Синеносый дьявол. Гот, вандал, варвар, – пробормотал Стивен себе под нос. — Если ли хоть какая-то вероятность увидеть эту банку? – произнес он уже в полный голос и настолько мягко, насколько мог.
— Осмелюсь сказать, что есть, доктор, если будете пристально наблюдать. Вас интересуют эти птицы? Я одолжу вам трубу.
Стивен глядел во все глаза, несмотря на холод, из-за которого индевели линзы и коченели руки. К тому времени, как пакетбот вошёл в туман на южной оконечности банки, сильно опередив шхуны, он смог увидеть не только кайру и люрика, но и двух бескрылых гагарок. Туман загустел. «Дилидженс» оказался полностью скрыт от своих преследователей. Мистер Далглиш убрал летучие стаксели, бом-брамсели, брамсели и нижние паруса, всё кроме фор-марселя, приспущенного на эзельгофт, и кливера — ровно столько, чтобы сохранить управляемость в этой кружащейся неизвестности. Видимость сильно ухудшилась, но Стивен в надежде на чудо всё стоял, весь дрожа, на своём месте,.
