— Позвольте говорить начистоту, — наконец начал Дюамель. — Организация моего шефа практически убедилась в вашей роли, так как ваше описание прибыло в Париж из Бреста. Поэтому вас и держат в Тампле.
— Могу я узнать, чей я пленник?
— К чему имена? – отрезал француз, чисто рефлекторно решив поостеречься, но тут же несколько расслабился. — В данный момент – наш. Поймите, мы хотели пригласить вас, или точнее сказать, того человека, за которого вас приняли, — как вижу, разговор нам стоит продолжать во взятом нами тоне, — мы хотели, чтобы вы взялись за эту миссию гораздо раньше, когда время для предоставления всяческих гарантий ещё имелось. Но император отложил свой отъезд, и возникли другие трудности... Между тем мадам Гро появилась на балу князя Беневентского с весьма удивительным бриллиантом — голубым бриллиантом — и на встрече Большого совета на следующий день её муж предложил, что вас следует освободить, неожиданнопродемонстрировав ярую страсть к учености и щепетильность ко мнению международного научного сообщества.
Стивен почувствовал, что бледнеет, и отвернулся, дабы это скрыть. Конечно же, Голконда — не просто словесный оборот, но и название той самой алмазной шахты Великого Могола.
— Гро вовсе не дурак, за исключением случаев, когда замешана его жена. Он произнёс весьма вдохновенную речь — образ международной науки, лавры Кука, Бугенвиля и так далее — и почти получил что хотел. Однако в конце было решено, что по этому вопросу стоит посоветоваться с императором. Теперь разбирательства Большого совета вовсе не секрет, ваша значимость стала известна другим заинтересованным лицам и теперь они борются за то, чтобы обладать вами.
Армия особенно настырна. Этот вопрос также касается императора, он лично должен решить кому из претендентов достанется приз, а раз армия связывает вас со случившимся на Гримсхольме, — а Наполеон просто впадает в ярость по этому поводу, — весьма вероятно, что им повезёт. Их посланник уже в пути, весьма влиятельный офицер.
— Мадам Гро как-то пояснила происхождение её бриллианта? — спросил Стивен.
— Какие-то россказни про наследство, — махнув рукой произнёс Дюамель. — Но должен вам сказать, что вы в огромной опасности. Не беря ничего другого в расчёт, если императора постигнет неудача, даже если будет похоже, что она ему всего лишь грозит, есть люди, которые считают, что пережить катастрофу не должен никто, люди, которые не колеблясь пойдут на убийство и готовы всех похоронить под обломками. У моего же шефа есть подписанный императором приказ о вашем освобождении.
— Как же это возможно? Император в Силезии.
— Да ладно, доктор Мэтьюрин, — нетерпеливо промолвил Дюамель, — вам прекрасно известно, как этот ваш мистер Смит сбежал из этого самого Тампля в девяносто восьмом: даже любителю под силу состряпать весьма убедительный с виду приказ. Так что как вы видите, время поджимает. Вам необходимо принять решение. Умоляю вас назвать условия, на которых настаивал бы человек, за которого мы вас приняли.
Стивен уставился на пакет, который француз держал в руках: с трудом, но можно было различить знакомые передовицы «Нэйвал кроникл» и лондонской «Таймс». Осталось оценить предложение, саму личность Дюамеля и его слова, произнесённые или предполагаемые. Возможность того, что вся ситуация представляла собой ловушку, ещё оставалась. Его чутьё говорило об этом, но инстинкт ведь мог ошибаться.
— Человек, о котором вы говорите, — медленно произнёс доктор, — перво-наперво попросил бы какое-нибудь доказательство вашей доброй воли. К примеру, мог бы попросить отдать ему ваш револьвер.*4]
— Хорошо, — сказал Дюамель и положил оружие на стол. – Осторожно, он заряжен.
Держа пистолет в руках и рассматривая искусный механизм, Стивен как бы между прочим заметил:
— Для меня слишком тяжёл.— Он взводится когда нажимаешь курок, — произнёс Дюамель. — Барабан вращается сам по себе. А к весу можно привыкнуть.
— Человек бы настаивал на освобождении своих спутников, — продолжил Стивен, — возвращении бриллианта и иммунитете для его первоначального владельца с полной свободой перемещений, если это будет необходимо.
— Ваш человек просит немало, — сказал француз.
— Как и ваш шеф, — парировал Стивен. — Он просит нашего мистера Предположение положить голову на гильотину.
— Таковы минимальные условия?
— Они были бы таковы, я уверен, — ответил Стивен. — Но как вы заметили, я веду речь о некоторых призрачных и гипотетических сущностях.
— Я не прошу большего, — кивнул француз. — Мне нужно посоветоваться со своим шефом. Молю бога, чтобы ещё было время — до Валансе путь не близкий...
— До Валансе?
— Именно, — ответил Дюамель и бросил многозначительный взгляд. В Валансе большую часть времени жил Талейран, и вероятно, эта намеренная непредусмотрительность служила своего рода актом доброй воли.
— Вернёте мне пистолет? Во время путешествий без него я чувствую себя обнажённым. Да и здесь или на улице Сен-Доминик пользы вам от него не будет — майор Клапье вновь желает вас видеть после обеда. Без веского повода отказать ему нельзя, однако пока мы владеем ситуацией: с вами будут обращаться как с особенным заключенным, и до заката привезут обратно. Я отдал строжайшие приказы, чтобы так и случилось.
Он взглянул на свой пистолет. Стивен вернул его, а Дюамель передал ему свёрток английских газет.
— Я решил, что это поможет скрасить ваш досуг, — произнёс он.
— Это был всего лишь Дюамель, — в ответ на чрезвычайно озабоченное выражение лица Джека, сказал Стивен. — Ему было нужно лекарство и он был очень любезен, принеся эти газеты, чтобы развлечь нас на досуге.
— Да уж, на досуге, — улыбнулся Джек. — Много свободного времени у нас не будет, как мне кажется. Пока у нас нет блока и талей, я не много могу сделать. Дражайшая Пупет, возможно, передаст их вместе с обедом для своего Ягелло.
Капитан взял «Нэйвал кроникл» и спустя какое-то время прервал размышления Стивена ликующим криком:
— Боже, Стивен, удалось! «Аякс» нагнал «Медузу» у Ла-Хог и за тридцать пять минут разбил в пух и прах: убиты капитан и ещё сто сорок семь человек. «Ардент» и «Суифтшюр» находились в виду с подветренной стороны... Боже, оно того стоило... Стоило того, чтобы разбить беднягу «Ариэля» о скалы.Стивен вернулся к своим мыслям. На девяносто процентов сказанное Дюамелем казалось правдой, но оставшиеся десять – сказываются ли многие годы осмотрительности и подозрений, а может, стоит искать более веские причины? Со временем Стивен ловил себя на том, что всецело кому-то доверять становится всё сложнее. Несомненно, так на его личность повлияла выбранная профессия, и влияние это оказалось серьезнее, чем он предполагал. К примеру, доктор ошибался относительно Дианы: в глубине своего сердца он никогда не верил, что ей доступна любовь.
Дружба – да, нежность, даже сильная привязанность, но не любовь, по крайней мере, в отношении него. Однако вот оно, реальное доказательство, это восхитительное, безрассудное действо, совершённое по любви. Он знал, что Диана ценит ту побрякушку дороже собственной жизни. Более того, она собственную голову сунула в петлю ради него. Сердце захлестнула тёплая волна благодарности и восторга, и когда вновь вошёл Джек, меряя комнату шагами с «Кроникл» в руках, на лице Стивена царило выражение блаженного спокойствия.
