Они услышали его резкий, скрипучий голос на лестнице, и Мерседес успела вскочить и принять позу ожидания у стола, когда ворвался Стивен, воняющий разгоряченным мулом.
- Доброго вам дня, молодая леди, - сказал он на каталонском, а затем без малейшей паузы, - ну, братец, допивай свой кофе. Нельзя терять ни минуты. Мы должны бежать к шлюпке.
Он схватил кувшин с водой, осушил его, узнал Мерседес и заявил:
- Матерь Божья, это вы, дитя мое, я рад вас видеть. Прошу вас, моя дорогая, принесите счет - капитан должен немедленно уехать. У тебя, что гость? - спросил он Джека, заметив два прибора.
- Нет, сказал Джек. - То есть, да, наверняка, конечно. Стивен, давай встретимся около шлюпки через пару часов, раньше не стоит - я дал увольнительную молодому джентльмену и не могу бросить его здесь.
- Джек, я почти загнал своего бедного мула. Ты, вне всякого сомнения, можешь бросить мичмана. Десять мичманов.
- Скажу еще раз, здесь у меня некие важные переговоры с другом.
- Скажи, а эти переговоры имеют самую крайнюю важность в интересах службы?
- Они скорее личного характера, но...
- Тогда давай больше о них не услышим, прошу. Стал бы я трястись по невыносимо долгой дороге от Сьюдаделлы в самый солнцепек, отрывал бы я тебя от кофе и компании, и не стал бы отказываться от него сам, если бы не ради важной спешки? Если бы это не было важнее тесного общения или даже нарушения супружеских уз, ради Бога? Давай, дитя, треуголку капитана, мундир и саблю, прошу. Долг зовет его прочь.
Зову долга Джек повиновался, но выглядел угрюмым и недовольным, что не осталось незамеченным ни рулевым, ни командой баркаса, поспешно вызванными из кегельбана Флорио, и они держали ухо востро.
Взглянули на угрюмое и грозное лицо своего капитана, переглянулись, почти незаметно кивнув или подмигнув, и всё поняли: расселись по своим банкам - чопорные, безмолвные, прямо как паиньки в воскресной школе, а Бонден с сильным благоприятным ветром направил баркас прямо вдоль гавани. Офицеры молча сидели на кормовой банке.
Молчание Джека проистекало из крайнего разочарования и раздражения, Стивен же молчал, поскольку мысли его блуждали где-то далеко, озабоченный мотивами и вероятностями, в первую очередь, а затем уже вопросами расстояний, которые нужно преодолеть различным людям, и временем, необходимым для этих поездок.
Этим утром Стивен получил известие о встрече, над которой он и его коллеги трудились - встрече с высокопоставленными людьми на французской службе и их союзниками. Встреча могла привести к крайне значительным последствиям. Саму встречу подтвердили, но для того, чтобы важный офицер из Рошфора принял в ней участие, её перенесли на три дня вперед.
Все факторы, которые Стивен мог проверить, говорили, что встреча могла быть проведена теми, кто доберется по земле, но остались еще способность "Ворчестера" перевезти его на эту неясную встречу в болотах, и как только они оказались в капитанском салоне, Стивен спросил:
- Джек, скажи, ты можешь высадить меня в устье Эгюии к вечеру вторника?
- А где эта Эгюии? - холодно спросил Джек.
Стивен повернулся к столу с картами и провел пальцем по низкой плоской береговой линии Лангедока с его соляными лагунами и солеными болотами, каналами и мелкими несудоходными реками, задушенными отмелями, извивающимися сквозь малярийные болота, и сказал:
- Здесь.
- Так далеко? - воскликнул Джек, посмотрев на карту и присвистнув. - Я полагал, ты имел в виду что-нибудь в этих краях. Как я могу отвечать за такое расстояние, если не могу предсказать направление и силу ветра? Особенно направление. Сейчас оно не то чтобы неблагоприятное, но ветер может начать заходить, пока в любую минуту не задует нам прямо в лицо, прямо в лоб, как говорят.
Поражаюсь, что ты задал такой простой вопрос: ты должен знать уже, что даже с самыми благими намерениями в мире корабль не может лежать к ветру круче шести румбов, а "Ворчестер" и близко не столько. Ты, наверное, слыхал о сносе - кто-то должен был, конечно, рассказать тебе о нем и...
- Ради Бога, Джек, просто направь корабль как можно ближе к нужному месту, а потом расскажешь мне о сносе. Нельзя терять ни минуты.
За время пребывания на флоте эти слова так часто адресовались ему, что даже в состоянии этой спешки Стивен радовался, что именно он их произнес и повторил:
- Нельзя терять ни минуты.
- Хочешь ли ты, чтобы я обрубил канат? - серьезно спросил Джек и пояснил: - Обрубил канат, бросив и его, и якорь?
- Это сэкономит много времени?
- Не более пары минут при таком чистом грунте.
- Тогда, возможно, лучше сохранить наш якорь, - сказал Стивен, - это бесценное орудие драгоценного ожидания.
Джек ничего на это не ответил, а вышел на палубу.
"Боюсь, что огорчил его, беднягу", - сказал Стивен сам себе, а затем снова погрузился в прежний поток мыслей. Полуосознанно он услышал скрипку на шпиле, "навались и упрись" матросов на вымбовках, мощный крик "навались и тащи", скрипка ускорила темп, а затем еще более сильный крик "навались, якорь встал".
Через две минуты якорь взяли на кат, "Ворчестер" под марселями, косой бизанью и кливером в бейдевинд тяжеловесно пробирался в сторону мыса Мола, попутно устанавливая брам-стеньги. Когда корабль отошел подальше от мыса, паруса поймали истинный, не отраженный от берега ветер - умеренную трамонтану, и Джек, стоя со штурманом около рулевого, сказал:
- Круче к ветру, пока не заполощет.
Спица за спицей поворачивая штурвал, корабль приводили к ветру, пока наветренная шкаторина грот-марселя не начала заполаскивать.
- Подтянуть булини, - приказал Джек.
- Раз-два, взяли. Одерживай! - донеслась от фор-, грот- и бизань партий традиционная приговорка в точном порядке и с огромным воодушевлением.
- Булини подтянуты, сэр, - с не меньшим рвением проревел с бака Моуэт, который, как и все, кто плавал с Джеком Обри на "Софи", привык к подобным внезапным отплытиям из Маона.
В те времена Джек имел личные источники информации о перемещении неприятельских купцов, и "Софи" выскакивала, мгновенно учиняя хаос франко-испанской торговле и отсылая призы в таких масштабах, что одно время у Холборнского причала не осталось мест и добыче приходилось швартоваться в фарватере.
Именно тогда капитан "Софи" и получил прозвище Счастливчик Джек Обри, и его смелость, удача и точная разведка принесли всему экипажу кучу денег, что им весьма понравилось.
Но даже без призовых денег или с меньшим их количеством, они все равно любили эти плавания, долгие погони на грани возможного, а затем захват - пиратство с чистой совестью. И теперь с обычной молниеносной скоростью от бывших матросов "Софи" среди ворчестерцев разлетелся слух, и матросы с удвоенной энергией тянули булини и круто брасопили.
