Тем не менее, именно мистер Уильямсон меня серьезно беспокоит. Как вы, возможно, слышали, на корабль с мальтийского продовольственного судна занесли свинку, и мистер Уильямсон оказался первым и наиболее сложным случаем.
Мистера Грэхэма ни в коем случае нельзя было назвать веселым компаньоном: мало что его веселило, и еще меньше вызывало явный смех, но именно свинка оказалась одним из этих раритетов, и теперь он разразился лающим смехом.
- Это не повод для смеха, - заметил Стивен, незаметно вытирая слюну Грэхэма со своего шейного платка. - Не только наш "Гамлет" задерживается из-за нехватки Офелии, поскольку мистер Уильямсон - единственный молодой джентльмен с подходящим голосом, так еще и бедный мальчик находится на верном пути к тому, чтобы стать альтом или контр-тенором на всю жизнь.
- Ах ты, господи, - сказал Грэхэм, все еще ухмыляясь. - Опухоль влияет на голосовые связки?
- Голосовые связки я знаю, как свои пять пальцев, - сказал Стивен, - разве вы не слышали об орхите? Опухоли мошонки - одном из осложнений свинки?
- Не знал, - ответил Грэхэм, его улыбка померкла.
- И мои помощники тоже не знали, - сказал Стивен, - хотя, Бог мой, это одно из далеко не редких осложнений эпидемического паротита, и представляет реальную опасность для мужчин. Тем не менее, чтобы хоть что-то доброе сказать в его защиту, это наиболее гуманный способ поставки кастратов в наши хоры и оперы.
- Значит, это и в самом деле оскопляет? - воскликнул Грэхэм.
- Несомненно. Но будьте уверены - это предел ее зловредности. Не думаю, что в истории медицины есть хоть один смертельный случай - милосердная чума по сравнению со многими, что я мог бы назвать. Тем не менее, Господи, как же обеспокоились мои товарищи, когда я сказал им, ибо на удивление небольшое число переболели в юности.
- Я не болел, - еле слышно пробормотал профессор.
- Какое беспокойство! - продолжил Стивен, улыбаясь воспоминаниям. - Такое волнение умов! Можно подумать, что речь о бубонной чуме. Я призвал их подумать, как мало времени тратится на соития, но это не возымело никакого эффекта.
Я говорил о спокойствии евнуха и умиротворении, о его не слабеющих интеллектуальных способностях. Цитировал Нарзеса и Хермина. Призвал их задуматься, что соединение умов гораздо более значимо, чем просто плотское совокупление. Мне следовало поберечь дыхание: создалось такое впечатление, что моряки живут только ради акта любви.
- Свинка - заразная болезнь, если не ошибаюсь? - спросил Грэхэм.
- О, в наивысшей степени, - рассеянно сказал Стивен, вспоминая мрачное, обеспокоенное лицо Джека, мрачные, обеспокоенные выражения лиц в кают-компании, и делегации уорент-офицеров, ждущих от него указаний, что же они могут сделать, чтобы спастись, и, снова улыбнувшись, добавил: - Если бы прием пищи был бы столь тайным, как деяния ночи, или трах, как говорят на морском жаргоне, стал бы он таким навязчивым, таким вездесущим, источником почти всех шуток и острот?
Профессор Грэхэм, однако, перешел почти в самый конец пустой кают-компании "Океана", где встал около открытого люка, а когда Стивен к нему приблизился, шустро уковылял к двери, задержавшись на секунду, чтобы сказать:
- Подумав, я вынужден отклонить крайне любезное и учтивое приглашение кают-компании "Ворчестера", потому что имею более раннее приглашение. Передайте мои наилучшие пожелания и сообщите джентльменам, как я сожалею, что не увижу их завтра.
- Они будут разочарованы, уверен, - сказал Стивен. - Но есть еще оратория. Вы увидите их всех на оратории в воскресенье вечером.
- В воскресенье вечером? - воскликнул Грэхэм. – Хех, как печально. Боюсь, я не смогу согласовать со своей совестью присутствие на публичной выставке или экспозиции в день отдыха Господа нашего, ни даже на представлении далеко не светском, и должен просить меня извинить.
Воскресный вечер приближался. Четверг, пятница... А в субботу мистраль, дувший в течение трех дней и отнесший эскадру далеко на юг с её обычной позиции, вдруг повернул на несколько румбов и обернулся ненастьем, принеся с ост-норд-оста черные тучи и ливни.
- Скоро задует, - слаженно сказали ворчестерцы, в силу необходимости собравшись под крышками люков для генеральной репетиции. Им не говорили, что в оратории не приняты ни костюмы, ни действо, но, как заявил парусный мастер:
- Раз уж у нас нет женской партии, то должны быть костюмы. Это само собой разумеется.
Конечно, женской партии не было, поскольку трех или четырех имевшихся уорент-офицерских жен явно оказалось ничтожно мало (потому оратория казалась странно усеченной), и костюмы стали предметом серьезного беспокойства для всего экипажа "Ворчестера".
Хотя визиты с корабля на корабль в блокадной эскадре не поощрялись, на самом деле, общение имело место, и в немалом количестве: было, например, прекрасно известно, что "Орион", насильно завербовавший мужскую часть обанкротившегося бродячего цирка, оказался обладателем факира и двух жонглеров, просто потрясающих в безветренную погоду, в то время как еженедельные развлечения на "Канопусе" всегда открывали и закрывали танцоры, ранее выступавшие на лондонской сцене.
"Ворчестер" страстно желал утереть нос как "Ориону", так и "Канопусу", а поскольку ожидалось немало гостей, и адмирал публично и решительно выразил своё одобрение оратории, то просто абсолютно необходимо поразить эту аудиторию, а потому элегантно-изысканные костюмы должны внести свой вклад в общий ошеломляющий эффект.
К сожалению, судно снабжения, везущее с Алеппо заказанный на Мальте муслин, оказалось перехвачено французским капером, и теперь этот муслин украшал потаскушек в Марселе, а Гибралтар не прислал вообще ничего. День представления приближался, и никаких изящно-утонченных костюмов на тысячи километров вокруг, а все казначейские запасы тонкой парусины давно и безвозвратно превратились в матросскую одежду.
Парусный мастер и его помощники, да и вся команда, начали завистливо посматривать на редко используемые верхние и летучие паруса, трюмсели, фор-бом-брам- и фор-брам-лисели, но "Ворчестер" корабль со строгой дисциплиной, очень строгой, его капитан уже доказал, что знает все о каппабаре
[26] и незаконном присвоении государственных запасов, а с эскадрой, на которой недоставало всего и столь далекой от источников снабжения, невозможно было представить, что он потерпит даже умеренно-невинную кражу.
Тем не менее, эту озвучили мысль мистеру Пуллингсу, который явно беспокоился успехом представления и честью корабля, и одновременно делали хитрые подходы к капитану через Бондена и Киллика, к доктору Мэтьюрину через юного чернокожего мальчишку, выступавшего в качестве слуги последнего, и к мистеру Моуэту с «гениальными» просьбами дать совет относительно того, как действовать.
Вопрос крутился у Джека в голове - преподнесенный в нужной атмосфере и с благоприятной предвзятостью - задолго до того, как от него потребовалось принять решение, и решение было принято со всей прямотой, которую ждали матросы: любой чертов ублюдок, любой, кто предполагает похимичить с любым парусом, каким бы истончившимся, каким бы потрепанным на пузе или истертым на бантах тот ни оказался, окажется за бортом с полуфунтом сыра в зубах и ушами, прибитыми к четырехдюймовой доске.
